Пьесы

Из прихожей дверь ведет в большую комнату, являющуюся одновременно спальней, гостиной, столовой и рабочим кабинетом. Занимают эту комнату Забродины. Двуспальная кровать, тахта, широкий стол. Над тахтой ковер, на нем две увеличенные фотографии: портрет Клавдии Петровны в молодости и групповой снимок футбольной команды двадцатых годов. На молодцах широкие и длинные, до колен, трусы, форма футболок, какие нынче уже не носят. Вокруг фотографий флажки-вымпелы различных футбольных клубов — наших и заграничных. В углу столик с телевизором. Есть еще одно место в квартире, которое не входит в лицевой счет как «полезная площадь», но тем не менее является центром квартиры. Это кухня. Просторная, светлая, уютная. Белая занавеска ма окне, холодильник, газовая плита и обеденный стол, за которым обычно едят члены семьи. Вот и сейчас на кухне у плиты, стоит  К л а в д и я  П е т р о в н а, готовит ужин. У стола примостился  В а с я, ее десятилетний внук. Он делает вид, что готовит уроки. У окна  М а ш а, восемнадцатилетняя девушка. На ногах у нее огромнейшие ночные туфли хозяина дома. Осень. Вечер. За окном слышен шум города. В комнатах сумерки, но света пока не зажгли, и кухню озаряют четыре газовые конфорки.

К л а в д и я  П е т р о в н а (ей пятьдесят восемь лет; на, ней фартук, под которым праздничное платье). Как же так, Маша! На улице дождик, а ты в мокрых тапочках. Разве можно!

М а ш а. Когда вышла из дому, было сухо. Я уже согрелась. А тапочки сейчас высохнут. Сегодня разноску начали рано, в пять часов. А потом я еще три раза ходила… Вот в институт опоздала.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Не трудно тебе — вечером в институте, утром почтальоном?

М а ш а. Так ведь меня же на дневной не приняли, только на вечерний. А там обязательно надо работать. Меня девочки и устроили на почту. Зато я весь район теперь знаю. Даже по фамилии многих. И меня знают.

К л а в д и я  П е т р о в н а. Тяжело небось сумку таскать? Как только тебя отец допустил до такой работы! То дрожал всю жизнь, шагу лишнего сделать не давал, то вдруг почтальоном. Вася, зажги свет. И не слушай чужие разговоры, делай уроки.

В а с я. Я уже все сделал. Сейчас второй тайм начнется, я к телевизору пойду, бабушка.

М а ш а. Не взяли тебя на стадион?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Двойку принес. Вот его мать и наказала.

Из большой комнаты слышен марш. Вася вскакивает.

Ступай смотри.

Вася убегает в большую комнату к телевизору. Оттуда слышны иногда обрывки радиорепортажа.

Борис сегодня играет. Вот он, как сумасшедший, и реагирует. Потом всю ночь плохо спит, орет: «Гол, еще гол!» Скоро отыграются, все сюда придут. Надо пиво в холодильник поставить. Борис утром в Венгрию улетает с командой. Скоро Нина в отпуск на юг поедет. Будет у нас Вася жить целый месяц. Они ведь с дедом души не чают друг в друге. А сегодня из-за двойки этой поссорились. Оба переживают ужасно. Ноги согрелись?

М а ш а. Тетя Кава, я ведь Борису повестку принесла из военкомата. Вызывают его. Вот…

Клавдия Петровна читает повестку.

Еще утром дали. Я решила сама вручить. Это что ж, значит, в армию его берут?

К л а в д и я  П е т р о в н а. Нет, у него отсрочка на год. Начальник команды говорил. Да и Семен Семеныч сам ездил сегодня к военкому. Просто опоздала повестка, ее вчера отправили, а сегодня уже все решилось.

М а ш а. В Красной Армии штыки, чай, найдутся, без тебя большевики обойдутся?