Пьесы молодых драматургов

Полоска света: из суда, хлопнув дверью, выходит  т а к с и с т.

Т а к с и с т. Мало дали! Хулиганки, все лампочки поразбивали!.. (Споткнувшись во тьме, чиркает спичками.) Убивал бы! Черт… еще шею сломишь!

Из зала суда, доругиваясь, выходят толпой: А р б у з о в а, П а ш и н а, Б е л о в, Б е л о в а, м а т ь  Ц ы п к и н о й, с т а р у х а  Г р и б о в а, а д в о к а т, м а л я р к а. Отдельно, особняком, стоит  п р о к у р о р. Видимо, здесь привыкли уже к улице без лампочек — у многих фонарики. Кричат все разом.

П а ш и н а (Арбузовой). Твоя Верка вперед била!

А р б у з о в а. А твоя? Чуть глаз ей не выбили!

М а т ь  Ц ы п к и н о й (Арбузовой). Моя сядет — и твою посажу!

Б е л о в а (отчаянный крик). Доча-а-а… а-а!

(Захлебнувшись в крике, оседает: обморок.)

Белову подхватывают.

А д в о к а т. Товарищи, товарищи, у кого есть валидол?

Б е л о в. В машину… скорей! (Кричит кому-то вдаль.) Посвети, Миха!

Где-то близко заурчала машина — фары высветили толпу и прокурора.

М а т ь  Ц ы п к и н о й. Умирает… умрет? (Прокурору.) Ваша работа!

П а ш и н а (прокурору)

. Я туда (жест: наверх) писать буду!

Б е л о в а (через силу рвется обратно в суд). Доча… доча-а? Нет! (В исступлении — прокурору.) Вы не мать! Не женщина! Какая она женщина-а?!

М а т ь  Ц ы п к и н о й (тыча в прокурора). Муж ее бросил, дак она на людях зло срывает!

С т а р у х а  Г р и б о в а. Вызлились люди — нежальливые стали, несчастливые: вот семья и не держится! (О Беловой.) Сомлела, бедная…

Белову уводят под руки к машине. Толпа, охая и сострадая, идет следом. Адвокат возвращается с полпути.

А д в о к а т (прокурору). Простите, Ольга Ильинична, но ваша обвинительная речь — это… Н-ну?! Я еще понимаю — сто двенадцатая, но двести шестая?! Двести шестая!

П р о к у р о р. Я исказила факты? Оклеветала невинных? Давайте — ну!.. Может, ваши подзащитные вообще не дрались?

А д в о к а т. Дрались. Допустим! Да, девочки иногда ссорятся, но в итоге мирятся и дружат. Такова норма их отношений. Неидеальная! И все-таки норма. Дело — смех-ерунда: ах, девчонки поссорились?!

Сигналит машина.

Иду! Да взгляните на эти ссоры детей глазами мудрой жены!

П р о к у р о р. Не делайте вид, что не слышали… этих (жест в сторону ушедших): я — не жена, я — он, прокурор! Значит, все же дрались?

А д в о к а т (обняв ее за плечи). Оленька Ильинична… Олечка, ну?!

П р о к у р о р (брезгливо скинув его руку). Итак, дрались?

А д в о к а т. Повторяю, допустим. Они что — амбалы с могучими бицепсами? Это чернильный трюк, голубушка моя, приравнять девочку к амбалу и по сугубо словесному равенству — ага, дрались! — квалифицировать обе драки по двести шестой. Мы взрослые люди! Я неделю всего в вашем милом, неподражаемо темном городе…

П р о к у р о р (перебивая). Стоп! Кто лампочки выбил? Ваши девицы! Не напасешься!

А д в о к а т. …но у меня уже впечатление, что я год живу в сумасшедшем доме…

Нетерпеливые сигналы машины.

Иду! Иду! (Быстро уходит.)

На опустевшей улице остаются Дебрин и прокурор. Молчат.

П р о к у р о р. Сиренью пахнет, слышите? (Высвечивает фонариком зияющую пустую глазницу уличного фонаря.) Опять вчера выбили! Что молчите, корреспондент? Вам-то как моя речь?.. Молчите!

Д е б р и н. Их посадят?

П р о к у р о р. По моим делам сомнений в грамотности квалификации пока не возникало. Не у столичных невежд, конечно.

Д е б р и н. Значит, посадят. Жаль!