Петербургское действо

— Какъ ни вертись, а остается одинъ проклятый Тюфякинъ, сказалъ онъ Алексю. — Надо его теперь ловить и гд ни попадется — бить, покуда не выколотимъ изъ него либо деньги, либо его подлую душеньку. Авось, онъ не фехтмейстеръ и за него насъ подъ арестъ не посадятъ.

Алексй Орловъ согласился, что другого средства нтъ.

— Тмъ паче надо его пощипать, что онъ, бестія, балуется. Онъ захочетъ, такъ можетъ и у Воронцовой достать денегъ. Не даромъ фаворитъ фаворита фаворитки. У нихъ денегъ куры не клюютъ, а тратить имъ не куда: никому не платятъ. Вдь дома нтъ въ Питер, гд бы они должны не были хоть пять червонцевъ. Въ лавкахъ и лабазахъ должны…

И братья ршились стараться гд-нибудь поймать князя Тюфякина, чтобы «выколотить» изъ него долгъ.

Но Глбъ Тюфякинъ — себ на ум, отлично понималъ теперь, что выпущенные Орловы его не оставятъ въ поко. Между тмъ, онъ съ своей стороны тоже нигд не могъ достать денегъ. Его попытка попросить, да вдобавокъ еще такую крупную сумму, у тетки-опекунши не повела ни въ чему. Опасаясь именно того, что собирались сдлать Орловы, такъ какъ подобнаго рода выколачиваніе долга кредиторомъ изъ должника было дло обыкновенное, Тюфякинъ дома не сказывался никому, проводилъ день у Гудовича или въ своемъ голштинскомъ войск, въ Ораніенбаум. Когда онъ появлялся въ публичныхъ мстахъ и, между прочимъ, въ одномъ изъ лучшихъ трактировъ на Адмиралтейской площади, съ нимъ бывали всегда товарищи, голштинскіе офицеры.

Наконецъ, Тюфякинъ подружился и закупилъ постоянными угощеніями одного офицера, хорошо извстнаго въ Петербург. Это былъ нкто Василій Игнатьичъ Шванвичъ, извстный всей Россіи и попавшій въ число безсмертныхъ ни чмъ инымъ, какъ своею истинно-богатырской, невроятной силой. Это былъ петербургскій Самсонъ XVIII вка. Сильны были богатыри Орловы, но Шванвичъ и ихъ за-поясъ заткнулъ. Орловы свивали пальцами червонцы въ трубочки, а Шванвичъ безъ всякаго инструмента и тоже пальцами изъ нсколькихъ пятаковъ длалъ нчто въ род птушка на ножкахъ и съ хвостикомъ. Орловы кочергу связывали въ узелъ и бантъ, а Василій Игнатьичъ бралъ заразъ три штуки, свивалъ ихъ вмст, какъ красная двка косу заплетаетъ, а затмъ уже длалъ такой же бантъ. За годъ передъ тмъ на Шванвича, возвращавшагося изъ гостей, напали грабители въ деревн Метеловк, находившейся на дальнемъ конц Фонтанки и считавшейся разбойничьимъ гнздомъ, не хуже Чухонскаго Яма. Напавшихъ было человкъ съ десятокъ и они, какъ мухи, облпили офицера.

Какъ совершилъ свой подвигъ силачъ, онъ самъ хорошенько не помнилъ, потому что, по его собственному сознанію, струхнулъ. Но дло въ томъ, что на утро нашли на мст пять человкъ. Двое изъ нихъ были уже мертвы, а трое на столько искалчены, что не могли сами убраться съ мста побоища. Помнилъ только Шванвичъ, что, не имя никакого оружія, онъ хваталъ по два человка за шиворотъ заразъ, по одному въ руку и, треснувъ ихъ лбами другъ о дружку раза два, бросалъ. И эти уже лежали тихонько. A за тмъ ухвативъ одного изъ нимъ, самаго рослаго, поперегъ туловища, началъ его же ногами бить остальныхъ. И непріятель обратился въ бгство съ крестомъ и молитвою, принявъ прохожаго за самого дьявола во образ офицера.

Василій Игнатьевичъ Шванвичъ былъ средняго роста, не множко сутуловатъ, но съ уродливо-широкими плечами и съ толстыми, какъ бревна, ногами и руками. У Орловыхъ мощь и сила сочетались съ красотой и стройностью тла; Шванвичъ же былъ совершенный медвдь. Также какъ медвдь ходилъ онъ маленькими шагами на короткихъ ногахъ, также нелпо, какъ и «Михайло Иванычъ», размахивалъ руками и медленно поворачивалъ голову, какъ еслибъ шея его была деревянная.

Этотъ богатырь, но не богатырь-витязь, а страшилище, не красавецъ Бова-королевичъ, а скоре какой-нибудь Черноморъ, жилъ въ столиц скромной и тихой жизнью. Средства его были крошечныя, знакомства, въ тсномъ смысл слова, очень мало, за исключеніемъ извстности въ город. Всякій зналъ Василія Игнатьевича и показывалъ на него пальцемъ на улиц, но самъ Шванвичъ почти никогда не зналъ, кто на него тычетъ пальцемъ.

Силой своей хвастать онъ не любилъ, иногда даже обижался, когда его просили показать какую нибудь штуку. Часто задумывался онъ и тайно, на глубин души, промнялся бы сейчасъ съ какимъ-нибудь красивымъ, хотя бы даже и совсмъ тщедушнымъ, гвардейскимъ офицеромъ.

Разъ только въ жизни похвасталъ онъ своею силой при большомъ стеченіи народа, но и то было сдлано по строжайшему приказу начальства. Зрлище это было дано въ Гостилиц, на двор палатъ графа Разумовскаго и на потху гостившей у него покойной императрицы.

У Шванвича были дв отличительныя черты въ характер. Онъ не только былъ богомоленъ и ходилъ ко всмъ службамъ, но былъ знакомъ со всмъ петербургскимъ духовенствомъ и зналъ дла всхъ петербургскихъ причтовъ и церквей, какъ свои собственныя, зналъ, въ какомъ храм хорошо идутъ дла причта и въ какомъ совсмъ бдность непокрытая, и онъ ходилъ преимущественно въ эти храмы и здсь отдавалъ на тарелочку и въ кружку свою послднюю копйку.