Петербургское действо

Онъ самъ любилъ справлять должность старосты церковнаго и любилъ въ особенности пройти по храму съ тарелочкой за вечерней или всенощной, когда въ церкви нтъ никого изъ военныхъ, или, тмъ паче, кого либо изъ начальства. Впрочемъ, однажды онъ попался, и за прогулку съ тарелочкой въ одномъ храм просидлъ подъ арестомъ, такъ какъ онъ, по мннію нмца-генерала, его накрывшаго за этимъ занятіемъ, «недостойное званію офицера совершилъ».

Другое странное свойство характера силача была боязнь, непреодолимая, непостижимая и врожденная, отчасти все усиливавшаяся, — боязнь женскаго пола. На этотъ счетъ Шванвичъ лгалъ, когда уврялъ, что у него отвращеніе къ «баб». Онъ не прочь бы былъ побесдовать съ красавицей, не прочь бы былъ влюбиться до зарзу въ иную, но боязнь все превозмогала. Даже съ простой бабой на улиц Шванвичъ разговаривалъ скосивъ глаза въ сторону; что же касается до свтской женщины, хотя бы даже и очень пожилой, то онъ отъ всякой дамы бгалъ, какъ собака отъ палки и чортъ отъ ладона.

Всмъ былъ извстенъ случай, бывшій съ нимъ въ дом братьевъ Шуваловыхъ. Старшій Шуваловъ зазвалъ въ себ силача, чтобы тайномъ и ненарокомъ показать его одной прізжей въ столицу родственниц, уже пожилой женщин.

Шванвичъ сидлъ въ кабинет Шувалова у открытаго окна въ садъ. Хозяинъ вышелъ на минуту, затмъ черезъ нсколько времени Шванвичъ услыхалъ за дверями женскіе голоса, и одинъ тоненькій голосокъ благодарилъ хозяина за тотъ случай, который представляется поглядть на богатыря. Дамское общество приближалось къ дверямъ!!.. Но когда оно вошло въ горницу, то никого уже не было въ ней.

Василій Игнатьевичъ, увидя себя въ западн, не долго думалъ, махнулъ въ окошко съ четырехъаршинной вышины, и при скачк свихнулъ себ ногу. Какъ ни толста была эта нога, но все-таки не выдержала такую тушу. Съ тхъ поръ Шванвичъ сталъ злйшимъ врагомъ всей семьи Шуваловыхъ, а когда кто-либо изъ вельможъ зазывалъ его въ гости, онъ отказывался на отрзъ и говорилъ:

— Нтъ, государь мой, я ужь ученый! Вы меня подъ какую бабу подведете.

А все-таки не минулъ этотъ Черноморъ заплатить дань прекрасному полу.

Лтъ за восемь передъ тмъ, Василій Игнатьевичъ, живя въ отдаленномъ квартал, близь церкви, часто видлъ восемнадцатилтнюю дочку дьякона. И побдила она его сердце своимъ румянымъ личикомъ и добрыми глазками.

Разумется, Шванвичъ боялся красавицы своей пуще чмъ кого либо, но однако собирался ежедневно познакомиться съ отцемъ дьякономъ поближе и, не смотря на свое офицерское званіе и дворянское происхожденіе, уже мысленно ршился жениться на дьякониц. Но какъ это сдлать, какъ подойти къ ней, какъ заговорить? Къ дьякону въ гости можно пойти хотъ сейчасъ, ну, а потомъ что? Какъ онъ скажетъ ей первое слово? Что онъ сдлаетъ, когда она заговоритъ? И силача дрожь пронимала отъ страха. Унылый, сумрачный, даже грустный ходилъ Василій Игнатьевичъ, изо дня въ день собираясь завтра пойти въ гости къ отцу дьякону.

Такъ изо дня въ денъ, изъ мсяца въ мсяцъ, прошелъ почти годъ и однажды совершилось велніе судьбы. Замтивъ въ церкви какія-то приготовленія, новый Черноморъ спросилъ о причин. Оказалось, что посл обдни будетъ внчаніе одного соборнаго пвчаго. A съ кмъ? Съ ней, — съ дьяконицей!

Шванвичъ выбжалъ изъ церкви на своихъ короткихъ ногахъ, прибжалъ на квартиру, но черезъ часъ уже собралъ свои небольшіе пожитки и перехалъ на другой конецъ города. Но и здсь не усидлъ онъ, похалъ къ пріятелю въ Кронштадтъ, помыкался тамъ съ недлю, вернулся, взялъ отпускъ и ухалъ къ родственнику въ Тульскую губернію. И тамъ долго преслдовалъ его образъ дьяконицы.

Вотъ съ этимъ-то человкомъ и подружился князь Тюфякинъ. Шванвичъ былъ слишкомъ простодушный человкъ, чтобы знать дурную репутацію князя и чтобы догадаться, зачмъ его угощаетъ князь, зачмъ зоветъ къ себ и постоянно таскаетъ съ собой по всмъ публичнымъ мстамъ. Только впослдствіи, мимоходомъ, Тюфякинъ передалъ другу, что боится Орловыхъ.

— Эвося, князинька! усмхнулся Шванвичъ. — Нашелъ кого бояться! Покуда ты при мн, дюжина Орловыхъ тебя не тронетъ.

Но Шванвичъ хвасталъ. Всему городу было извстно, что онъ могъ справиться только съ однимъ изъ братьевъ, а двое вмст всегда заставляли его обращаться въ бгство.

XIX

Съ перваго дня Святой недли вс «герберги» или трактиры петербургскіе были особенно переполнены веселящимися офицерами.

Въ одномъ изъ нихъ, по имени «Нишлотъ», на Адмиралтейской площади, русскіе офицеры бывать не любили и Орловы никогда не бывали. Это былъ трактиръ, преимущественно посщаемый голштинцами и вообще иностранцами. Русскіе звали его другимъ прозвищемъ. Извстенъ онъ былъ на всю столицу страшнымъ побоищемъ, происшедшимъ здсь въ первый годъ царствованія Елизаветы Петровны.

Дло было простое. Солдаты на гулянь около балагановъ побили разнощика за гнилые яблоки. Разнощики вступились за товарища и пошла рукопашная. Иностранцы офицеры, на русской служб, выбжали изъ трактира унимать солдатъ.