Петербургское действо

Положеніе Дашковой при двор было исключительное. Она прервала всякія сношенія съ сестрой, безъ боязни высказывала, рисовалась и почти хвастала своей дружбой съ гонимой, почти опальной императрицей и могла это безъ боязни длать, именно благодаря только тому, что была сестрою фаворитки. Съ ней государь обращался милостиво и только шутилъ на счетъ ея дружбы къ жен или искренно уговаривалъ:

— Напрасно вы промняли Романовну на Алексевну. Сестра ваша добрая душа… И вамъ очень, очень пригодится… И скоро! A ваша Алексевна хитрая и злая… Она съ человкомъ поступаетъ, какъ съ апельсиномъ, высосетъ весь сокъ, а кожу броситъ….

— A вы совсмъ съ кожей скушаете! отшучивалась Дашкова.

Княгиня дйствительно ненавидла сестру или скоре презирала ее. Между ними ничего не было общаго. Но въ глубин души, Дашкова все-таки должна была сознаться, что главной причиной ея чувства нелюбви къ сестр и любви къ государын было возвышеніе этой сестры.

Это неожиданное и необъяснимое возвышеніе крайне некрасивой, глупой и дурно воспитанной сестры раздражало княгиню. Не только на нее, но и на всю свою родню, на двухъ сестеръ и двухъ братьевъ, княгиня смотрла немного свысока. Положеніе ея въ семь было тоже исключительное.

При рожденіи своемъ, двочка, младшая въ семь, неизвстно почему сдлалась крестницей императрицы, только-что вернувшейся изъ Москвы посл коронаціи, и молодого великаго князя, только-что привезеннаго изъ Голштиніи и объявленнаго наслдникомъ. Преемникъ двочки отъ купели самъ только-что былъ пріобщенъ къ православію и покумился съ теткой.

Чрезъ года три умерла матъ; овдоввшій отецъ любилъ пожить весело и беззаботно и на пятерыхъ дтей не обращалъ никакого вниманія. И вотъ братъ его, канцлеръ Воронцовъ, у котораго была только одна дочь, сталъ просить отдать ему на воспитаніе одного изъ дтей и выбралъ крестницу императрицы и наслдника.

Воспитаніе съ перваго дня дается маленькой племянниц Екатерин то же, что и родной дочери, но воспитанница сказывается счастливо выбрана, она далеко не красива, но прилежна, умна и даровита. Въ двнадцать лтъ она уже тихонько запирается у себя на ночъ по ночамъ и читаетъ вс т книги, которыя только попадаются ей въ библіотек дяди-канцлера. Скоро двочка развита не по лтамъ, а образована на столько, что удивляетъ познаніями окружающую полуграмотную среду. Но природный умъ развивается односторонне и она прежде всего длается пылкой мечтательницей. Воображеніе работало, не находя себ пищи въ окружающей обстановк, и стало врываться съ требованіями въ личную обыденную жизнь…. Явилась насущная потребность, жажда увидть и въ дйствительности, въ своей собственной жизни, то, что было съ восторгомъ узнано въ разныхъ книжкахъ. Въ пятнадцать лтъ юная графиня Воронцова встрчаетъ въ тихую ночь, на улиц, при лунномъ свт, красиваго незнакомца офицера, который вдругъ съ ней заговариваетъ, не имя на то права. Поэтому она тотчасъ чувствуетъ, что это… все странно!.. Судьба! Она тотчасъ влюбляется и выходитъ дйствительно за него замужъ. Отношенія къ мужу, затмъ отношенія къ двумъ дтямъ, наконецъ, отношенія къ великой княгин, теперь императриц,- не любовь и не дружба, а обожаніе…. смсь аффектаціи и сентиментализма. Потребность драмы и трагедіи, романа и поэмы въ пустой, обыденной жизни сдлала княгиню пріятной собесдницей, но невыносимой сожительницей и утомительнымъ другомъ. Ежечасное преувеличеніе все уродовало!..

Положеніе ея друга, императрицы, сдлалось вдругъ дйствительно трагическимъ. Какая пища, какая манна небесная для женщины-фантазерки, мечтающей о геройскихъ подвигахъ! И княгиня отдалась всей душой длу Екатерины. И отъ зари до зари усердно, неутомимо, почти не имя покоя и сна, работала и работала для нея…. воображеніемъ!

И поэтому самая кипучая дятельность выпадала на ея долю по ночамъ, въ постели. Тутъ, среди добровольной безсонницы, брала она города, завоевывала скипетры и короны, спасала Россію, умирала на эшафот!.. A Европа гремла въ рукоплесканьяхъ героин Свера!…

Но государыня и изъ этой двадцати-лтней мечтательницы съумла извлечь пользу. Крестница императора и родная сестра фаворитки, конечно, могла пригодиться всячески. Такимъ образомъ, и на этотъ разъ княгиня была вызвана ею и послана съ порученіемъ, которое, помимо ея, совершенно некому было дать.

Княгиня вошла въ гостиную сестры и не нашла въ ней никого. Она постучала въ слдующую дверь и услыхала голосъ:

— Здсь! Гудочекъ что-ль? Иди!

Переступивъ порогъ, княгиня не сразу нашла сестру. Елизавета Романовна оказалась въ углу комнаты, на маленькой скамейк, передъ раскрытой заслонкой сильно разожженной печи.

Вншность графини Воронцовой, въ эту минуту, была особенно неприглядна. Елизавета Романовна была низенькая, крайне толстая женщина, съ жирнымъ, какъ бы опухшимъ, лицомъ, съ большимъ ртомъ, съ маленькимъ, вострымъ носокъ, но какъ бы заплывшимъ жиромъ и съ крайне узенькими глазами, которые зовутся обыкновенно «глядлками».

Эта вншность удивляла многихъ иностранцевъ и французскій посланникъ Бретейль писалъ про нее своему двору, что фаворитка напоминаетъ: «une servante de cabaret».