Опекунша, казалось, лишилась всхъ чувствъ и сознанія окружающаго и всего совершающагося съ нею. Настя глядла косо, холодно и злобно. Одна Василекъ была совершенно спокойна, немного грустна и еще нжне обращалась съ теткой и съ сестрой.
«Бды не будетъ! Господь не попуститъ правымъ пострадать»! крпко врила и думала Василекъ. «Но срамъ великъ… Т же арестантки»…
На утро Пелагею Михайловну позвали первую съ допросу, затмъ обихъ княженъ. Гудовичъ обходился со всми тремя вжливо, но вс три женщины вернулись съ допроса смущенныя. Всмъ тремъ показалось, что ихъ умышленно хотятъ во что бы то ни стало запутать въ дло, о которомъ он не имли никакого понятія. Изъ допросовъ он поняли, что ихъ подозрваютъ въ краж чего-то… Имъ не сказали даже въ чемъ дло. Ихъ спрашивали о разныхъ непонятныхъ имъ вещахъ. У Гариной долго допытывались, знаетъ-ли она брилліантщика Позье… Бывала-ли на квартир Глба? Есть-ли у нея знакомые жиды?…
Между тмъ, дло было самое простое. Вчно сонный лакей князя Егора, продержавъ футляръ съ недлю у себя, пошелъ, наконецъ, шататься изъ магазина въ магазинъ, продавая этотъ красивый, пунцовый ларецъ отъ неизвстной ему вещи. Наконецъ, онъ зашелъ и въ лавку нмца, пріятеля Позье, который давно зналъ исторію пропажи букета, а когда-то видлъ у Позье и букетъ, и футляръ. Разумется, Егоръ тотчасъ же былъ схваченъ и признался, что нашелъ вещь въ печи, куда ее кто-то запряталъ, вроятно, самъ баринъ…
Гудовичъ сразу догадался, когда именно князь его обокралъ. Онъ вызвалъ его въ себ и прямо поставилъ вопросъ и предложеніе:
— Гд букетъ?.. Или кнутъ и Сибирь!
Пораженный внезапнымъ раскрытіемъ своего преступленія и своей сокровенной тайны, Тюфякинъ чуть не лишился чувствъ и тотчасъ же сознался во всемъ…
По дорог въ Митаву былъ тотчасъ же посланъ фельдегерь въ догонку за жидомъ.
Князь ни слова не сказалъ про сводныхъ сестеръ и тетку. Онъ даже самъ забылъ о нихъ подъ ударомъ, его постигшимъ. Гудовичъ не счелъ нужнымъ ихъ спрашивать, какъ свидтельницъ, но въ канцеляріи нашлись люди, «приказныя піявки», наслдіе еще Бироновыхъ временъ, которые убдили лниваго и безхарактернаго Гудовича притянуть къ длу богатыхъ княженъ и ихъ богатую опекуншу, не какъ свидтельницъ, а участницъ преступленія. И Гудовичъ согласился… Одинъ изъ главныхъ воротилъ канцеляріи, родомъ мордвинъ, но статскій совтникъ и кавалеръ, намтилъ Тюфякиныхъ и началъ, какъ паукъ, раскидывать паутину… A наивный Гудовичъ ничего не видлъ. Даже Гольцу, захавшему утромъ, показался страннымъ допросъ княженъ. Самъ князь Глбъ, узнавъ про арестъ сестеръ, былъ въ негодованіи и рзко, дерзко выговаривалъ Гудовичу, что одинъ онъ виноватъ, и что сестры слишкомъ богаты, чтобы воровать. Однако, посл перваго допроса и Гарина, и княжны были оставлены для дальнйшаго разслдованія дла!..
На утро, черезъ нсколько часовъ посл ареста княженъ и опекунши, Квасовъ, по обыкновенію, отправился пшкомъ къ своимъ новымъ друзьямъ.
Когда онъ вошелъ во дворъ, то увидалъ кучку людей, сидвшихъ на скамеечкахъ, около флигеля. Вс они сразу повскакали съ мстъ и бросились на встрчу къ доброму барину Акиму Акимовичу, котораго вс успли полюбить. Они обступили Квасова, предполагая, что онъ все знаетъ, и стали разспрашивать о господахъ. Что съ ними? живы-ли они, что съ ними будетъ и за что такая бда?!.
Квасовъ, ничего еще не понявшій вполн, стоялъ, какъ громомъ пораженный, почуявъ несчастіе. Разспросивъ людей въ свой чередъ подробно о ночномъ арест Гариной и княженъ, Квасовъ не вымолвилъ ни слова, кое-какъ доплелся до ближайшей скамейки и тяжело опустился на нее. Онъ чувствовалъ, что не устоитъ на ногахъ.
Люди окружили его, и снова наступило мертвое молчаніе. За что были арестованы господа, люди, конечно, не знали и многіе изъ нихъ, уже пожилые, помнившіе царствованіе Анны Іоанновны, ршили дло по своему.
— «Языкъ» опять пошелъ ходить, говорили они:- «слово и дло» кто-нибудь сказалъ на барышенъ и на барыню.
Наконецъ, Квасовъ какъ-бы пришелъ въ себя.;
— Есть у васъ какая телжка? вымолвилъ онъ. — Коли есть, запрягай скорй, подемъ въ городъ разузнавать и хлопотать, а пшкомъ и до вечера ничего не сдлаешь.
Главный кучеръ Тюфякиныхъ бросился къ конюшн, и черезъ четверть часа Квасовъ уже вызжалъ со двора на лучшемъ рысак княженъ.
Прежде всего Акимъ Акимовичъ вернулся въ полкъ и отправился разспрашивать всхъ старшихъ офицеровъ, имвшихъ связи въ город. Всякій передавалъ ему по своему про неожиданный арестъ бывшаго преображенца Тюфякина и всякій предполагалъ затмъ уже прямымъ послдствіемъ его и арестъ родственницъ, сестеръ и тетки. Всти были разнорчивы.
Квасовъ увидлъ, что истины добиться невозможно. Онъ уже ршилъ хать прямо въ канцелярію Гудовича, добиться свиданія съ арестованными, чтобы разспросить у нихъ въ чемъ дло.
«Не допустятъ! подумалъ онъ. Все попробую, съзжу». И въ совершенномъ отчаяніи, лейбъ-компанецъ вышелъ на улицу и снова сталъ садиться въ телжку.