Петербургское действо

Въ эту минуту на ротный дворъ возвращался верхомъ Баскаковъ. Оба офицера были давнымъ-давно, если не враги, то въ очень холодныхъ, натянутыхъ отношеніяхъ. Квасовъ не долюбливалъ Баскакова, какъ близкаго друга буяновъ Орловыхъ и вдобавокъ человка, часто дарящаго и угощающаго солдатъ безъ всякой видимой цли. Баскаковъ, съ своей стороны, не любилъ Квасова за его безпощадныя отношенія въ солдатамъ. За послднее время, однако, Баскаковъ сдлался съ Квасовымъ любезне и снова раза два приглашалъ его отъ имени Алекся Орлова на ихъ вечеринки. Орловымъ былъ теперь положительно нуженъ лейбъ-компанецъ, игравшій одну изъ самыхъ видныхъ ролей въ дни переворота въ пользу покойной государыни.

Квасовъ, завидя теперь Баскакова, вдругъ ршился обратиться къ нему, но тотъ предупредилъ его.

— Что съ вами, Акимъ Акимовичъ? На васъ лица нтъ!

Квасовъ объяснился и прибавилъ:

— И ничего не добьешься, никакого толку, всякій разсказываетъ на свой ладъ. Не знаешь, что и длать!

— Такъ вы бы прямо ко мн обратились, усмхнулся Баскаковъ. — Я все дло знаю! Этотъ поганый князекъ укралъ обманомъ брилліантовую вещь въ нсколько тысячъ и оговорилъ тетку и сестеръ.

— Господи! воскликнулъ Квасовъ. — Убилъ-бы я собаку! Да неужто жъ въ канцеляріи не разберутъ праваго отъ виноватаго?

Баскаковъ пожалъ плечами.

— Мудрено. Для этого нужно попросить! A такъ Гудовичъ по своей лни всхъ подъ одинъ законъ подведетъ. Да вы чего же тревожитесь, у васъ есть ходы, есть кого попросить, и все дло устроится.

— Кого же? воскликнулъ Квасовъ.

— Полно, Акимъ Акимовичъ, притворяться, укоризненно выговорилъ. офицеръ. — У васъ за одинъ мсяцъ покровитель, какъ грибъ посл дождя, выросъ.

— Да, кто? кто? вопилъ Квасовъ на всю улицу.

— Да племянникъ вашъ, Шепелевъ! Вдь дло-то затяно прусскимъ посломъ и графиней Скабронской, для которой онъ брилліанты эти и заказывалъ. Ну, а вашъ племянникъ, кажись, не только днюетъ, а и ночуетъ у этой полоумной графини. Такъ, чего же проще?

Квасовъ онмлъ отъ изумленія при этомъ открытіи. Онъ стоялъ неподвижно, глядя въ лицо Баскакова, и долго не могъ выговорить ни слова.

— Позжайте къ племяннику и, смотрите, все уладится. Вамъ бы ближе знать все это, а вы не знаете; а вотъ Орловы, да и вс мы отлично знаемъ, кого съ кмъ въ столиц чертъ веревочкой перевязалъ.

Квасовъ не слушалъ, а все думалъ и думалъ. Наконецъ, онъ выговорилъ вслухъ то, что вертлось у него въ голов.

— Да хать-ли?

— Куда? Къ племяннику-то?

— Да. хать-ли?

— Ну, ужь это ваше дло!

Баскаковъ вошелъ на ротный дворъ. Квасовъ нершительно ползъ въ телжку. Гордость его не позволяла ему хать съ поклономъ къ племяннику, въ «порос», съ которымъ онъ поссорился, который его даже оскорбилъ.

— Позжай шажкомъ, а я покуда на мысляхъ раскину, сказалъ онъ глухо кучеру.

Прохавъ одну улицу, Квасовъ веллъ остановить лошадь, онъ окончательно не зналъ, что длать.

— Нтъ, ужь вы, Акинъ Акимовичъ, будьте благодтель, выговорилъ кучеръ, слышавшій разговоръ двухъ офицеровъ. — Хоть и не охота вамъ, а позжайте къ Митрію Митричу. Подумайте, мы съ вами вотъ по городу колесимъ. а наша княжны теперь на хлб и на вод сидятъ, а, можетъ быть, ихъ и пытаютъ каленымъ желзомъ. Хоть для Василисы Андреевны будьте благодтель. Она нашъ Анделъ Хранитель… Для Василисы Андреевны!

И эти три послднія слова вдругъ заставили Квасова вздрогнутъ, и онъ воскликнулъ:

— Пошелъ! A самъ невольно подумалъ: «Для Василисы Андреевны! Для нея, моей неоцненной, не то что къ поросенку этому поду, а хоть въ Нев утоплюсь»!

IX

И черезъ нсколько минутъ Квасовъ входилъ въ маленькую, но красивую квартиру Шепелева. Въ обыкновенное время, онъ бы, конечно, оглядлся кругомъ себя и замтилъ бы роскошную обстановку, но теперь ему было не до того.

«Какъ-то приметъ меня? Что скажетъ?» роблъ Квасовъ за свое самолюбіе.

Деньщикъ Шепелева пошелъ доложить барину о прізд Квасова, и, прежде чмъ Акимъ Акимовичъ усплъ переступить порогъ изъ столовой въ гостинную, онъ услыхалъ быстрые шаги. Юноша бгомъ летлъ къ нему на встрчу и черезъ мгновеніе повисъ у него на ше.

— Голубчикъ, дяденька! Родной мой! Вотъ подарили!

И Шепелевъ въ порыв радости и восторга, что дядя первый его навстилъ, схватилъ его красную и жесткую руку и нсколько разъ поцловалъ ее съ чувствомъ.

Это движеніе юноши поразило Квасова въ самое сердце, или быть можетъ отъ нсколькихъ часовъ, проведенныхъ въ волненіи, сердце матераго лейбъ-компанца наболло. И теперь онъ не выдержалъ, слезы вдругъ полились по его суровому лицу. Шепелевъ схватилъ его за руки и потащилъ въ крайнюю горницу, спальню.

Квасовъ собирался сказать ему, входя въ домъ, что онъ не мириться пріхалъ, а просить заступиться за семейство, которое всегда считалось родней и друзьями его отца, и съ которымъ онъ чуть-чуть самъ не породнился. Но теперь Акимъ Акимовичъ молчалъ и на благодарность Шепелева за этотъ первый шагъ не отвчалъ ничего.

— Я бы самъ давно къ вамъ пришелъ прощенія просить, да боялся, думалъ, разсержу еще пуще. Вотъ какъ передъ Господомъ Богомъ правду говорю! восклицалъ Шепелевъ. — Простите меня! И вина моя не великая! Я вамъ все разскажу, ничего не скрою.