Петербургское действо

И Богъ всть почему, Маргарит вдругъ вспомнилось ея дтство въ стран, гд чаще бываютъ такія теплыя и ароматныя ночи. Ей вспомнилась ея старая няня, родомъ кроатка, и ласковое ворчаніе ея. Эта старая няня всегда предсказывала дорогому дитятк великое будущее. И красоту, и честь, и славу, и деньги, и любовь! И многое уже сбылось въ жизни Маргариты. Почему же не сбудется и все!

Но почему вспомнила она объ этой нян теперь? Какое странное совпаденіе!

Она вритъ теперь, что завтра онъ ршится… И въ Россіи не будетъ императрицы! И мсто будетъ вакантно! A кто же теперь въ Петербург легче всхъ можетъ занять его?

И Маргарита оперлась на блую баллюстраду террасы, подъ которой шумла сплошная чаща втвей и деревьевъ, облитая ночной синевой. Она склонила голову на руки и вся обмирала отъ собственныхъ же мыслей.

— Да! Завтра! Черезъ нсколько часовъ! Даже страшно! И какъ это просто все совершилось!

Мсяца два тому назадъ, думая объ этомъ, она считала себя глупенькой мечтательницей, сама надъ собой часто подсмивалась.

— A теперь?!. Маргарита вдругъ поднялась, отошла отъ перилъ и, ставъ среди пустой и блой террасы, изящно увитая съ руками, съ головой и до полу пунцовымъ платкомъ, гордо оглянулась кругомъ себя.

Въ эту минуту съ высокой террасы, дйствительно, и весь Ораніенбаумъ, и дома, и сады, и окрестность, и вдалек ворчащее море, — все это было какъ будто у ногъ этой красавицы-женщины, въ ногахъ у той, которая на дняхъ будетъ по закону повелительницей не только надъ тмъ, что можетъ окинуть теперь ея взглядъ, но и надъ всмъ тмъ, что простирается дале, за видимымъ кругозоромъ, на громадномъ пространств, между двухъ частей свта, между четырехъ морей, включая въ себ почти вс языцы земные.

Маргарита невольно подняла голову и окинула, будто влюбленнымъ взоромъ, все небо, широко и далеко разверзающееся надъ ней. И вс сотни и тысячи этихъ яркихъ звздъ глянули вдругъ съ мягкой и чудной синевы въ ея красивое лицо и отразились таинственно-мерцающимъ свтомъ въ ея влажныхъ, восторженныхъ глазахъ. Будто вс он разгадали тайну, узнали великую долю земную этого маленькаго изящнаго существа и будто привтствуютъ ее… И Маргарит почудилось, что она стремительно взлетаетъ!.. Она стала вдругъ ближе къ этимъ звздамъ! A вся окрестность, даже вся земля и все земное, остается тамъ, далеко внизу… и рабски ложится у ея ногъ!..

XXXVII

Въ т же минуты, около полуночи, въ квартир Григорія Орлова, сидло нсколько человкъ друзей изъ самыхъ близкихъ и человка четыре постороннихъ, такъ же, какъ когда то великимъ постомъ. Теперь только особенно преобладалъ одинъ элементъ: измайловцы. Ихъ тутъ было восемь человкъ: три брата Всеволожскіе, два брата Рославлевы, Ласунскій, Похвисневъ и Вырубовъ. Кром нихъ, были Баскаковъ, Барятинскій и, наконецъ, едоръ Орловъ, отлучавшійся за вечеръ уже четыре раза.

Въ числ постороннихъ былъ здсь адьютантъ государя Перфильевъ. Онъ почти двое сутокъ не выходилъ отъ Орловыхъ, пилъ и игралъ въ карты.

Григорій, конечно, не сомнвался, почему Перфильевъ почти безвыходно сидитъ у него. Да и самъ откровенный и добродушный Степанъ Васильевичъ промолвился, что государь на время приставилъ его въ нимъ.

Григорій, сумрачный, тревожный, переходилъ изъ комнаты въ комнату, отъ игорнаго стола къ другому, заставленному закуской и блюдами, и на неоднократные вопросы Перфильева отвчалъ уже въ десятый разъ;

— Голова трещитъ, чертъ съ ней! Да и знобитъ…

Но наиболе мрачный и озлобленный на всхъ былъ старикъ Агаонъ. Онъ чуялъ, что господа, перепуганные утромъ на смерть арестомъ Петра Богдановича, затваютъ что-то.

«Должно быть, силкомъ освободить его!» - думалъ старикъ.

Озорникъ его, Алексй Григорьевичъ нанялъ четверку дивныхъ коней, посулилъ за нее шальныя деньги, благо ихъ совсмъ нтъ въ дом… и поскакалъ куда-то въ самую полночь. Ужь, конечно, какое-нибудь глупство или озорничество! едоръ Григорьевичъ тоже все бгаетъ. A вдобавокъ еще младшаго братишку, кадета Владиміра Григорьевича, тоже впутали. Тоже среди ночи гоняютъ «робенка-то», то туда, то сюда! Два раза тайкомъ и заднимъ ходомъ гоняли на квартиру къ княгин Дашковой! И зачмъ? Поглядть у себя-ли она сидитъ и не собирается-ли въ Рамбовъ къ государю? Очень нужно!

И Агаонъ злился и ворчалъ, вымещая злобу то на полотенц, то на тарелк, то на мухахъ, гудвшихъ на кухн.

На зар къ квартир игра карточная пріостановилась и компанія сла сть и пить. Но, противъ обыкновенія, никто не былъ пьянъ…

Только одинъ человкъ, страшно захмлвъ, не выдержалъ, повалился на диванъ и скоро захраплъ. Это былъ Перфильевъ. Онъ страшно обыгралъ другихъ, а это съ нимъ случалось такъ рдко, что на радостяхъ онъ хватилъ черезъ край.

Когда солнце показалось надъ городомъ и сверкнуло въ окнахъ квартиры Орлова, офицеры тревожно переглянулись, нкоторые перекрестились, и вс поднялись на ноги.

Лица ихъ были далеко не таковы, какія бываютъ всегда у людей, встающихъ изъ-за стола, покрытаго остатками ночного ужина и бутылками.

— Ну, съ Богомъ! вымолвилъ глухо Григорій. — По мстамъ. Ну, братцы, вы, измайловцы… Вамъ первая, трудная доля. Вамъ Богъ помочь! A мы за вами…