— Ты чего? — удивленно уставил на него Звягин свои светло–карие, как зреющая смородина, глаза, держа стакан с компотом над столом.
— Да… смешно, — так же неожиданно прекратил смеяться Павлушин. — Ты знал, что она замужем? — задрожавшими пальцами он крепко сжал в руке стакан.
— Догадывался… — Звягин отвернулся от него, позвал громко. — Анюта, иди сюда. Мы уходим. — А когда она и муж ее подошли с подносами к столу, сказал: — Знакомь мужа с земляками.
Она, снимая тарелки с подноса, спокойно, но не глядя на Андрея, познакомила их.
— Проведать или насовсем? — спросил у Николая Звягин.
— Остаться хочу…
— Ломакин его в свою бригаду берет, — сказала Анюта, взяла освободившийся поднос у мужа и понесла к моечной.
Андрей немо, не отрываясь, с какой–то жадностью глядел на Николая, словно старался отыскать в его обычном курносом лице с широкими бровями над глубоко посаженными серыми, как заячий мех, глазами то, что выделила, отметила и полюбила Анюта.
С силой вгоняя в доски гвозди, он мучительно думал: почему? Почему она, зная, что утром приедет муж, гуляла с ним вчера? Почему позволила целовать?.. До тошноты сдавливало горло, не хватало воздуха. И молоток, и топор вихлялись в его ставшей неловкой руке. И наконец, он то ли промазал, то ли сознательно саданул топором по пальцу, рассек. Кровь брызнула на чистые желтые доски пола. Топор с оглушительным грохотом выпал из руки. Он зажал рассеченный палец рукой, привалился плечом к стене, слезы потекли из глаз. Кровь сочилась сквозь пальцы и капала на пол.
Все дни Павлушин был занят собой, переживал, думал о насмешливом счастье, поманившем его и жестоко обманувшем. Он не слышал, о чем говорят плотники, не замечал, что Олега Колункова третий день нет в бригаде. Столкнулся с ним на улице, когда шел из медпункта, с перевязки, удивился, увидев Колункова с тугим рюкзаком на спине, с ружьем, с гитарой в брезентовом чехле.
— Ну, Пионер, — сказал Олег бодро, но Павлушин почувствовал, что бодрость его наигранная, — пришла пора прощаться!
— Как прощаться? — не понял Андрей.
— Ухожу… Слишком шумно стало здесь. Милиция заинтересовалась моей особой. А мне это, сам знаешь, ни к чему!
— Куда же ты?
— Бичевать!.. Старый хант избенку мне оставил. Пойду, поживу до холодов, а там видно будет…
— Ты с ума сошел? Чудак!.. Губишь ведь себя! Отошли ты им деньги и живи, как человек. — Андрей понимал, что говорит напрасно. Обдумано все у Колункова. А может, и не обдумано, запутался человек, но его слова звучали неубедительно.
— Пионер, ты же мои наставления не слушал, — засмеялся с усмешкой Колунков. — А почему я тебя должен слушать?
— Ладно, живи, как хочешь: твоя жизнь… В гости приходить?
— Рад буду… Ты только не распространяйся шибко здесь, что я у ханта… Я сказал, что уезжаю дальше, поближе к Уренгою.
— Узнают все равно… Ты же не утерпишь, не усидишь, рано или поздно все равно к нам заглянешь.
— Это да…
— Может, там от водки отстанешь.
— Ну нет, — засмеялся Колунков и встряхнул рюкзаком на спине. Глухо звякнули бутылки. — Без этого нельзя…
12
Домик ханта был обнесен пряслом. Кто–то уже успел повалить некоторые столбы, спихнуть жерди. Недавно хозяйничали, идиоты! Теперь и внутри раскурочили все, не дай Бог, печь сломали. Стекла в единственном оконце на месте. Только большой верхний глазок треснул посреди. По трещине наклеена полоска прозрачной изоленты. Колунков снял рюкзак, хозяйским глазом осмотрел комнату, присел, заглянул в печь. «Жить можно, — вздохнул он. — Мусор уберем. Топчан соорудим». Он вынул из рюкзака бутылку, стоя снял пробку и произнес: «С новосельем тебя, Олег Батькович!» Глотнул из горлышка, отщипнул от буханки черного хлеба, пожевал задумчиво с минуту и вышел, прихватив с собой топор.
Потянулись долгие ночи одиночества. Дни проходили быстро, незаметно. Колунков бродил с ружьем по тайге. Бывал в рыбацком поселке хантов, расположенном в пятнадцати километрах отсюда на берегу большой реки. Ходил туда за водкой.
— Нету водки, — сказал ему пожилой продавец–хант, когда Олег в первый раз появился в магазине, — Ягоду давай: брусника, клюква… будет водка. План, — пояснил он, указав на объявление на двери. Населению предлагалось собирать ягоды и сдавать в сельпо в обмен на дефицитные вещи.
— Много брусники надо?
— Много ягоды, много водки…