Когда колеса коротко пророкотали по мосту, Звягин подхватил раздувшийся в Москве рюкзак, сумку и потащился к выходу. На улице вдохнул до слез знакомый запах железнодорожной станции, услышал полузабытый вокзальный шум, увидел сквер, двухэтажное здание вокзала, площадь, и сердце защемило, заныло еще сильней с каким–то неестественно грустным наслаждением. Такси несло его домой по тамбовским улицам, мягко постукивало колесами на выбоинах. На перекрестке, прежде чем свернуть на Овражную улицу, где стоял его дом, такси приостановилось перед светофором напротив кирпичного детского сада с его четырьмя березами у забора. В садике тишина, воскресенье. Как хорошо, что он в воскресенье приехал! Все должны быть дома. Сердце разорвалось бы в ожидании. Въехали на улицу, стал виден дом, крыша железная, коричневая, краска, должно, облезла местами за эти годы, и забор зеленый облупился кое–где. Весной все перекрашу! У соседа Васьки Кулдошина калитка распахнута. Вспомнилось его письмо: тревогой пахнуло.
— Все, приехали! — выдохнул он таксисту.
Звягин хлопнул дверцей и увидел, как появился в проеме открытой калитки Васька Кулдошин. Он смотрел, как Звягин вытаскивает из багажника машины рюкзак и сумку. Наконец, узнал, крикнул радостным голосом:
— Мишка? Ты?! Приехал? — и заторопился навстречу.
Звягин жиманул ему руку, внимательно вглядываясь в лицо.
— Как тут мои?
— Ладно все, ладно…
— Ну давай, заходи! Обмоем приезд, — и спустился с грейдера к своему дому, толкнул дверь в сплошном заборе, повернув кольцо щеколды.
Заперто. Он постучал щеколдой, оглянулся на Кулдошина, подмигнул.
— Не ждали!
Такси, тихонько урча, развернулось и покатило назад.
— Дома они, — откликнулся Кулдошин. Он не торопился уходить.
— Кто там? — раздался тоненький сердитый детский голосок, и у Звягина екнуло, задрожало сердце. — Это я, Светик! Я! — закричал Звягин с колотящимся сердцем.
— Кто — я?
— Это я, папка! Открывай скорей!
— Наш папка в Сибили.
— Я приехал, дочка! Я приехал!
— Это же папка! — раздался мальчишеский голос. Щелкнула задвижка, и на шее Звягина повис Юрка.
Звягин выронил сумку, прижал к себе сына, шагнул с ним в палисадник, другой рукой подхватил растерянную девочку.
— Миша! Мишенька! — закричала Валя, увидев их, и бросилась с порога веранды к ним но бетонной дорожке палисадника.
Она обхватила руками и детей и мужа и тыкалась лицом в нос Звягина. К щекам его прижимались головки детей.
— Вы меня с ног свалите! — кричал он радостно. Он не замечал, что рюкзак сполз с его плеча и висел на руке.
— Что же ты телеграмму… — всхлипывала, не отпускала его жена. — Мы б встрели… подготовились…
Он не отвечал, сдерживал слезы.
— Пошли, пошли в дом… Юра, сумку возьми, — но сын не слышал, не отлипал от отца, и она сама, вытерев ладонью слезы подхватила сумку. А Юрка стянул с руки отца рюкзак.
Девочку Звягин нес на руках. Она, присмиревшая, глядела на него как–то недоверчиво и смущенно.
— Не узнаешь? Забыла совсем? Иль другим представляла? — спрашивал он.
Девочка замотала головой отрицательно.
— Не ожидала?
Света обхватила его шею рукой и уткнулась в плечо.
— Ох, Господи! — вздохнул он, входя в комнату. — Как я ждал этого момента! — Звягин снова притянул к себе свободной рукой Валю. — Как ждал!.. Милые вы мои…
Постояли так минуточку. Он опустил на пол девочку, вытер мокрые глаза и сел на табуретку, оглядывая комнату: печь, рыжий коврик над диваном, чистые занавески, часы в простенке, мерно и важно стучащие, в другом простенке увидел в киотке свою увеличенную фотографию. Он — в шапке, с белым инеем на бороде и усах. Колункова работа. Звягин засмеялся, глянул на Светлану. Она стояла рядом с ним, прижималась к бедру матери, которая не отходила от мужа, положив теплую руку ему на плечо, словно опасалась, что он исчезнет, если она отпустит его.
— Ты меня, Светлячок, с бородой ждала, да? — Девочка кивнула.
— А чего же ты не разговариваешь? Разучилась? — спросил он серьезным тоном.
— Нет, — фыркнула, сморщила нос Света.
— Она уже и читать умеет, — похвасталась Валя. — Ой, что это? — она сняла руку с плеча и провела по его волосам, стала перебирать их. — Седеешь?
— Это иней… Правда, сынок? — подмигнул он Юрке.
— Ой, я стою, а ты голодный, с дороги! Мы–то позавтракали… Сейчас я, — засуетилась, побежала к суднику Валя.
Звягин потянулся к рюкзаку, взял его, говоря дочери:
— Ты знаешь, Светик, пошел я недавно в тайгу, слышу по кустам, по болотам лезет кто–то, трещит, ломает деревья, ревет. Я остановился, жду. Гляжу, выскакивает из кустов… И ты думаешь кто?
— Медведь! — ахнула Света.
— Он… Выскакивает и как рявкнет: здорово, тезка! Его, ведь, тоже, как и меня, Мишей зовут. Я не растерялся: здорово, говорю. Куда это ты торопишься? Да вот, отвечает, сорока сказала мне, что ты домой собрался. Я и подарок Светлане приготовил. Держи! И протягивает мне… Что ты думаешь?
— Гриб!