Перед таким выбором оказались в ОКБ‑2. Поэтому в первое время прорабатывались одновременно два варианта ракет, проводились специальные стендовые испытания и эксперименты. И с каждым днем становилось все очевидней, что каких‑либо резервов у вытеснительной системы подачи нет и необходимо переходить к турбонасосной: снижение массы ракеты получалось очень заметным, почти в полтора раза. Такое решение и было принято Грушиным.
Алексей Михайлович Исаев родился 24 октября 1908 года в Санкт‑Петербурге. И биография его полностью соответствовала времени – Московский горный институт, Магнитка, Запорожсталь, Нижнетагильский металлургический завод. В авиацию Исаев пришел осенью 1934 года, устроившись в КБ В. Ф. Болховитинова, которое тогда работало на 22‑м авиазаводе в московских Филях. После нескольких переездов это КБ оказалось в Химках, где и был создан самый знаменитый самолет этой организации – ракетный перехватчик БИ. В работе над БИ Исаев принимал участие в качестве одного из основных разработчиков. Зимой 1943 года, после нескольких успешных полетов этого самолета, Исаев был назначен заместителем технического руководителя по его двигательной установке. С этого времени вся жизнь Исаева оказалась связанной с ракетными двигателями, и именно в этой работе он полностью раскрылся и как выдающийся конструктор, и как незаурядный организатор.
Не меньше восхищали всех, кому доводилось иметь дело с Исаевым, и его человеческие качества. Исаев умел вести себя чрезвычайно просто в любой обстановке. И, безусловно, это было чрезвычайно ценным качеством для руководителя молодого коллектива, в котором самому старшему сотруднику было едва за сорок. Исаев умел восхищаться и радоваться как ребенок, когда что‑то придумывал. Не стеснялся признаваться в том, что он знал или мог меньше, чем того хотелось бы работавшим с ним специалистам. Подкупал своей искренностью и непосредственностью.
В начале 1950‑х годов дела на КБ Исаева наваливались беспрерывно, и ни одно из них Исаев не отодвигал в сторону. Он сам рисовал компоновочные схемы новых двигательных установок, безумно любил «ходить по доскам», вглядываясь в узлы и детали, разработанные в его КБ для очередного двигателя. Там же, «у досок», он вместе со своими подчиненными сомневался, оценивал, прикидывал. А нередко, сняв пиджак, сам садился за кульман. Чертил он быстро, четкими и расчетливыми движениями.
Один из тех, кто оказался в числе «ходоков» от Грушина к Исаеву, рассказывал, что он впервые приехал к нему в тот момент, когда организация Исаева переезжала по этажам НИИ‑88 и осуществляла «великое перемещение мебели». Исаева в то время он еще не знал в лицо, и когда какой‑то мужчина предложил ему перенести стол в кабинет «к Исаеву», то, не раздумывая, согласился. Несколько минут подъема по лестнице, и после водружения стола в небольшом кабинете мужчина его неожиданно спросил – ну и какое дело к нам у Петра Дмитриевича? Как оказалось, мужчина и был Исаевым, который, узнав о причинах приезда гостя, попросил его подождать еще полчасика, пока основные силы КБ не закончат переноску мебели, и с интересом принялся его расспрашивать о том, что задумали у Грушина.
Спустя несколько дней для обсуждения полученного от Грушина технического задания на маршевый ЖРД в самом большом зале КБ собрались почти все его работники. Сидели кто на стульях, кто на подоконниках, некоторые просто стояли. Обсуждение шло бурно. Большинство исаевцев не видело никаких проблем в создании самого двигателя – двухтонники здесь уже делали. Но вот создать для него турбонасосный агрегат, который использовался тогда только на двигательных установках баллистических ракет, – это было делом для КБ новым, а потому и говорили о нем с нескрываемой тревогой:
– Может, лучше уговорить ракетчиков на ЖАД. Проиграем в массе, но зато и надежность получим высокую. Ведь турбина с насосами – это же десятки тысяч оборотов в минуту, подшипники, уплотнения, смазка… Вопросов хоть отбавляй – такими или почти такими были их аргументы.
Черту под обсуждением пришлось подводить Исаеву:
– Грушин просит нас сделать для своей ракеты двигатель с турбонасосным агрегатом. Да, это новый для нас шаг, но он ведет в будущее, и потому его надо сделать.