Исправленная редакция ответа с дополнениями, сделанными в соответствии с царскими резолюциями, вновь докладывалась Петру 11 марта, причем он, одобрив ее, указал переписать ответ в «тетрадь в десть» и в таком виде вручить посланнику. В этом дипломатическом документе отразились те же черты Петра, какие проявились в его переговорах в Вене с австрийскими дипломатами: нерасположение к общим и туманным фразам, стремление к точности и ясности как в постановке, так и в решении вопроса, любовь к конкретным фактам и цифровым данным. Удовлетворяя договаривающуюся сторону, он не забывает русских интересов и вносит оговорку, «чтобы и нашим послам и посланникам учинено было во всем против договору». В самом участии Петра в составлении документа виден его интерес к союзу с курфюрстом, а в том благосклонном направлении, которое дано было документу пометами царя, ясно сквозит личное расположение к союзнику и желание пойти ему навстречу. Однако личное чувство, какое он испытывал к курфюрсту, имеет границы, оно не овладело им настолько, чтобы поставить достоинство русского царя на одну доску с достоинством бранденбургского маркграфа, и Петр не отступил от старого обыкновения не писать курфюрста братом. Интерес царя к союзу с Бранденбургом и расположение его к курфюрсту в значительной мере поддерживались теми симпатиями, которые вызывал в нем к себе фон Принцен, сопровождавший царя в Воронеж и довольно близкий к нему в то время, когда царю докладывался проект ответа. Несомненно, что эти симпатии к Принце-ну вызвали то внимание, с каким Петр отнесся к ответу[983]
.Расположение царя к Принцену делало последнему жизнь в Москве особенно приятной. Он приехал сюда в веселую полосу январских празднеств, непрерывной вереницей тянувшихся между Рождеством и Великим постом. Он был принят в высшем московском кругу. О веселье московской жизни он пишет в донесении курфюрсту от 20/30 января, что здесь одно угощение следует за другим, одна свадьба за другой; жизнь в Москве кажется сплошным большим праздником — Eine Gasterei, eine Hochzeit lцst die andere ab, das Leben m Moskau scheint ein einziges grosses Fest. В Принцене, зная симпатию к нему государя, заискивают. Датский посланник, вопреки обычаю, не позволявшему посещать иностранного представителя раньше, чем ему будет дана приемная аудиенция, поспешил сделать ему визит. «Может быть, — не без иронии замечает, передавая это известие, Корб, — он горел нетерпением вступить с ним в более тесную дружбу». Цесарский посол Гвариент также не замедлил своим визитом, который был отдан ему через день. Однако шумное веселье, среди которого Принцен очутился, не помешало ему отметить мрачное зрелище: около ворот Кремля лежат четыре тела вожаков стрелецкого мятежа, привязанные к колесам; вокруг города у стен сделаны виселицы и на них висят по четверо и пятеро стрельцов. 23 января новый царский любимец Александр Меншиков праздновал новоселье в подаренном ему царем доме. «С торжественными обрядами на эпикурейском пиршестве, — пишет Корб, — Вакх освятил дом, который царь подарил недавно фавориту своему Алексашке»[984]
. В тот же день началось продолжение стрелецкого розыска.XXXI. Розыск и казни стрельцов в январе и феврале 1699 г