Со стороны осуществления городской реформы в действительности подошел к ее изучению Милюков в своей книге «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII века и реформа Петра Великого», вышедшей в 1892 г., где этой реформе посвящен отдельный небольшой, но очень содержательный параграф[1042]
. Помимо давно напечатанного и уже не раз использованного законодательного материала, Милюков привлек к изучению некоторую часть архивного материала, находящегося в Московском архиве Министерства иностранных дел и касающегося городов, подведомственных тем приказам, которые были соединены с Посольским приказом, именно: княжества Смоленского, Новгородской, Устюжской, Владимирской и Галицкой четей, и заключающего в себе переписку по поводу осуществления реформы. Такого рода материал позволил автору взглянуть на действительный ход дела по введению реформы. Развивая оценку городской реформы, установленную в сочинениях Пригары и Дитятина, видя в ней также мероприятие, вызванное заботой о том, чтобы «его великого государя казне окладным доходам доимки, а пошлинным и питейным, и иным сборам недоборов не было», Милюков указал еще на ближайшую связь городской реформы 1699 г. с общей финансовой реформой 1679–1681 гг. Городская реформа была непосредственным следствием проведенных в 1679–1681 гг. финансовых преобразований; на нее следует смотреть как на фискальную меру, имевшую целью дальнейшее развитие финансовой реформы 1679–1681 гг.[1043] Как известно, финансовая реформа 1679–1681 гг., выработанная созванной тогда комиссией городских представителей по двое от каждого города, консолидировала многочисленные прежние прямые сборы, крупные и мелкие, разнообразные по виду и разновременные по происхождению, восходящие иногда своим началом еще к XIII в., слив их в две большие прямые подати — стрелецкую и ямскую, — наложенные на различные классы населения. Стрелецкой, наиболее тяжелой, податью — от 80 к. до 2 р. с двора — были обложены посадские люди городов и черносошные крестьяне поморских уездов, которые издавна по платежам и правам приравнивались к посадскому населению. Ямской податью, несравненно более легкой, было обложено крепостное крестьянское население церковных вотчин (по 10 коп. с двора) и служилых вотчин и поместий (по 5 коп. с двора). Таким образом, наиболее тяжелое обложение должно было нести посадское население городов, на котором, кроме того, лежала тогда ответственность за главнейшие косвенные сборы — таможенные и кабацкие, — составлявшие до 45 % всего доходного бюджета. Как припомним, эти сборы поручались избираемым из посада таможенным и кабацким головам, за исправную деятельность которых отвечали их посадские избиратели. Следовательно, после реформы 1679–1681 гг. посад становился плательщиком крупнейшей прямой подати и сборщиком важнейших косвенных налогов. Раз это так, то вполне естественно было принятие мер, направленных к обеспечению исправности посадов в платеже прямых податей и сборе косвенных налогов, и для этого, во-первых, поручение сборов самому посадскому населению через его выборных с устранением воевод от вмешательства в эти сборы; во-вторых, сосредоточение ведомства сборов в едином центральном органе. Такие меры были приняты уже в 1679–1681 гг. Воеводы устранялись от сборов стрелецкой подати и косвенных налогов. Сбор стрелецкой подати, производимый в городах выборными городскими органами, был сосредоточен в центре в едином приказе — Стрелецком. Администрация косвенных сборов, таможенных и кабацких, взимаемых на местах выборными таможенными и кабацкими головами, была сосредоточена в центре в приказе Большой казны. Милюков обратил еще особенное внимание на указ 1 марта 1698 г., недостаточно до его книги оцененный предыдущей литературой, в котором он видит непосредственный прецедент реформы 1699 г. Указ этот, подтверждая прежние распоряжения, предписывал с городов и поморских уездов стрелецкие деньги собирать самим земским старостам и волостным судейкам в земских избах «мимо воевод». Интересен и мотив этого распоряжения: «потому что и в прошлых годех того сбору им, воеводам, ведать не велено ж для того, что по их воеводским прихотям были многие с посадских людей и с уездных крестьян ненадобные сборы и держаны в расходе на их прихоти, и теми своими прихотьми и сборами они, воеводы, настоящие денежные сборы останавливали и запускали многую доимку»[1044]. Воеводская власть с ее прихотями, разорительными для населения, рассматривается как главная причина неисправности посадских платежей. Отсюда стремление изъять посадское население из ее ведомства. Реформа 1679–1681 гг. устраняла воеводу от финансовых дел посада, оставляя за ним только судебную власть. Реформа 1699 г. делает последний шаг в этом направлении, уничтожая и судебную власть воеводы над посадом и совершенно освобождая посадское и приравненное к нему черносошное крестьянское население поморских уездов от всякого подчинения и от всякой подсудности воеводской власти. В этом смысле реформа 1699 г. и была развитием податной реорганизации 1679–1681 гг. Петр, вернувшись из-за границы, «только дал дальнейшее развитие указу 1698 г., во-первых, переименовав на голландский образец земских старост и таможенных и кабацких голов в земских бурмистров и таможенных и кабацких бурмистров и, во-вторых, учредив центральное присутствие в Москве — Бурмистерскую палату». Мы увидим впоследствии неточность этого положения в том, что касается переименования земских старост.