Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

Еще в конце августа Возницына не покидала, хотя и напрасная, надежда на неудачу мирных переговоров. Такое, по крайней мере, настроение просвечивает в его письме к царю от 27 августа, в котором он, видимо, не без удовольствия сообщает, что мирное дело с турками «смущается» и многие не думают, чтобы оно доведено было до конца. Признак такого положения дела он видит в том, что срок конгресса, который первоначально назначался на 15 сентября, теперь уже отодвинут. Кроме того, многие противодействуют мирным переговорам, а более всего французский посол в Вене, который «сильно порет (т. е. разрывает по швам) тот турский мир». Есть также признаки военных действий. Как бы, однако, ни было, он, посол, хорошо помнит данные ему царем инструкции и твердо будет их исполнять — «по его, великого государя, указу стоит крепко при намерении том, как ему велено»[1249]

. В постскриптуме Возницын прибавляет, что послал в Москву особую докладную статью, и просит ответа на заключавшиеся в ней вопросы. Царь дал уже по этим вопросам инструкции, но недостаточно подробные: «Послал докладную статью; пожалуй, государь, прикажи милостивый свой указ учинить и не погневись, что о том дерзнул, понеже, хотя о том и изволил приказывать, да не так подлинно». В этой шифрованной цифирью докладной статье содержались вопросы относительно заключения мира с татарами, причем предусматривались две возможности: или упоминание о татарах в общем договоре с турками, или составление особого специального договора. Со следующей почтой была послана Возницыным в Москву другая шифрованная записка, содержавшая в себе вопросы о дальнейших отношениях к союзникам после заключения мира с турками на тот случай, если бы цесарское правительство и Венеция стали предлагать продолжение союза: «Если с турки мир учинится, и по учинении того мира немцы и венеты похотят для опасения с его царским величеством учинить союз против того ж неприятеля, салтана турского и хана крымского, и с ними в то дело вступать ли и на каковых статьях?» Это были просьбы об инструкциях по вопросам, по которым, очевидно, в личных беседах с царем в Вене Возницыным не было получено исчерпывающих указаний

[1250]

.

В начале сентября московскому послу даны были от цесарского правительства перевозочные средства: девять стругов без палуб и без кают; палубы и каюты предоставлялось устроить на свои средства: цесарское величество указал дать ему, послу, «на Дунае, в чем ему ехать, девять струговых днов, и он бы на тех днах про себя и про людей чердаки (каюты) и палубы велел сделать. И великой и полномочной посол те суды велел принять и чердаки и палубы и прочая на них приготовления, также и работных людей, кому согнать, устроить и нанять велел из государевы казны»[1251]. Получены были сведения о назначении польского и цесарских уполномоченных на конгресс. Ксендз Гамалинский сообщил, что от короля и от Речи Посполитой «назначен на тур-скую комисию в послех из любезнейших приятелей воевода познанской пан Малаховской». Цесарем были назначены двое: граф Эттинген и барон Шлык. Возницын, палучив эти известия, счел необходимым сделать 5 сентября визит графу Эттингену. В происшедшем разговоре Эттинген обещал московскому послу всякую поддержку на конгрессе и показал ему план местности конгресса — «чертеж съезжему месту», где были обозначены и места для участвующих в конгрессе послов, причем Возницын не мог не высказать тревожившей его заботы: «чтоб ему, царского величества великому и полномочному послу, сидеть не ниже польского», как указано на чертеже; в этом граф Эттинген также обещал свою поддержку. Возницын предвидел тот конфликт из-за мест с польским послом, который потом действительно и разыгрался между ним и паном Малаховским. Граф Эттинген отдал визит московскому послу 19 сентября[1252].