Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

Услыхав в этом разговоре 30 ноября от Маврокордато весть о том, что союзники дела свои окончили и готовы подписать договоры, покидая русских, Возницын для проверки этого сообщения на другой день имел беседу с венецианским послом, причем начал с того, что выдал сообщенное ему Маврокордато по секрету известие о намерении союзников покинуть русских. Рудзини, по словам Возницына, в ответ процедил сквозь зубы, что, может быть, турки это слышали от кого-нибудь другого, а он своего намерения никому не объявлял. «Он мне отвещал на то скрозь зубов, — пишет Возницын, — что нечто турки от иных слышали, а не от него, а он-де намерения своего еще никому в том не объявлял. И я его спросил, без церемонии, чтоб он мне истину сказал: если турки удовольствуют их, а нас нет, они, оставя нас, помирятся ль с ними? Он, прижав перст ко устам, помолчав, отвещал мне: приятственной случай и дружба велика его царского величества с Речью Посполитою их (т. е. с Венецианской республикой) понудила его правду мне сказать, естли другие к миру приступят, и им остаться нельзя и одним им пребыть в войне невозможно. Я ему молвил: не одним, с нами! Он молчал и против того ничего не молвил». Многозначительно умалчивая о продолжении войны турками в союзе только с одной Москвой, Рудзини на прощание в заключение разговора посоветовал Возницыну остерегаться цесарцев и поляка, уже кончающих свои дела с турками — «близко конца их дело»[1329]

. Из пересылки с поляком действительно выяснилось, что он, уладив спорные вопросы, достиг соглашения с турками: турки уступили Каменец и отказались от требования дани крымскому хану, а вопрос о находившейся в Каменце артиллерии решено было отложить до будущего посольства

[1330]

. «Цесарские послы молчат, — пишет Возницын далее в той же недельной записке, — только слышу, что уже свои договоры на турское письмо толмачат», т. е. договор составили и переводят его на турецкий язык. Когда Возницын попытался напомнить им через доктора Посникова о союзных обязательствах, они резко заявили, что очень удивляются, что у цесаря с царем остается лишь один год до срока союза, а он, московский посол, заставляет их воевать еще пятьдесят лет, а им далее войны вести нельзя, потому что вели войну шестнадцать лет с великими расходами[1331]. Положение Возницына достигло крайней степени трудности. Турки по вопросу о днепровских городках оставались непреклонны. Союзники, войдя в тайное соглашение с турками и даже побуждая турок продолжать с ними войну, — теперь собирались покинуть его, кончали свои дела и заявляли, что далее вести войны не будут и предоставят русским вести ее одним. Но связанный приказом Петра Возницын оставался непреклонен, и сильнее прежнего, когда переговоры уперлись в тупик, он чувствовал отсутствие инструкций, которые помогли бы ему найти выход из положения, и всю ту ответственность, которая на нем тяготела, если бы Россия осталась одна в войне с Турцией. Отсюда его жалобы на неприсылку инструкций из Москвы и даже на неполучение ответов на письма. «Прошу милости, — пишет он Л. К. Нарышкину в той же недельной записке, — изволишь о сем о всем донести великого государя и его, государев, указ исходатайствовать, а именно о тех поднепрских городах и границах от Азова и от Очакова, и о даче хану казны, и о всем состоянии того с турки и татары миру. Я с своей великой трудности и печали дерзаю донести: во истину, государь, надобно было и преже сего и без моего доношения о всех сих настоящих трудностях помыслив и рассудя накрепко, ему, великому государю, донести, и меня не единократно разными способами или статьями удовольствовать; а то не токмо каким указом или на что рассуждением определен, но и на мои писма ни на которое ответу нет. Сами изволте милостиво рассудить, что я труждаюся не в своем токмо, в общем его, государеве, деле, и одною бедною головою как могу делать? Помириться с уступкою тех городов — беда, а остаться в войне одним — и то, кажется, не прибыль. А то уже видимо, что все оставляют! Однакож я без указу тех городов уступить не смею: нечто только положить на волю Божию. Буде не дадут на описку (т. е. на сношение с Москвой) и ждать совершенно не похотят, помышлю о учинении не малое перемирье, буде к тому турки покажут пристойную склонность»[1332].