Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

и что им то от него за подарок? надобно уступить им то, чего они просят, т. е. днепровские городки. Царю в тех городках что за интерес? Живут там казаки, вольница, и городок малый, и такого честного миpa из-за такой безделицы упускать ненадобно, и, конечно, «надобно их испразднить и в первом состоянии (им) быть». На вопрос Возницына, чтo они подразумевают под «первым состоянием», чтобы они объяснили ему «светло» (ясно), турки сказали, что султаново величество будет держать городок и посадит в нем самых добрых и миролюбивых людей. Возницын возразил, что там не один городок, а четыре, на что турки заметили, что эти городки так малы, что они считают их за один — «то все малое почитают они за одно». «И говоря о том много, — продолжает „Статейный список“, — великой и полномочной посол сказал, что никоторыми меры уступки тем городом не будет, и хотя ему с ними год говорить, то тож будет, и они б изволили помыслить и ему совершенное свое намерение объявить. И турские послы говорили: что-де делать? они не знают, как больше того и склоннее к миру приступить», и тоже, в свою очередь, «последним словом подтвердили, что без отдачи тех городков они мириться не будут, и, говоря о том много, розъехались»[1322]

.

LVII. Свидание Возницына с Маврокордато. Четвертая конференция

Донося в Москву Л. К. Нарышкину в недельной записке от 25 ноября о третьем съезде с турками и о разговоре после съезда с цесарскими и с венецианским послами, побуждавшими его не медлить заключением мира и предупреждавшими, что, если он склонности к миру не покажет, они не станут его дожидаться и заключат свои договоры, — донося обо всем этом и вновь описывая тяжелые внешние условия, в которых протекал конгресс, Возницын начинает жаловаться на недостаточность данных ему инструкций. «Стоим в степи, — пишет он, — в людских и в конских кормех и в дровах скудость безмерная и купить не добывают; что и было и то… стравлено. А пришло время самое зимнее, и стужа и нужа большая и затем для одного такой крайней нужи одва терпеть будут, а наипаче турские послы», т. е. дожидаться его одного, если он замедлит миром, союзники и турки не будут. «И турки, будучие при них (т. е. турецких послах), иные разбежались, а янычар всех до одного отпустили, а иные беспрестанно просятся. И говорят простолюдины турки послом своим и во всем народе, и на съезжем месте, что я сам мириться не хочу и другим не велю. И просятся у послов своих, чтобы они их всех отпустили ко мне, а они будут мне бить челом со слезами, чтоб я помирился и немцом не запрещал и тем бы их отселе свободных учинил. Я мыслю чтоб вместо челобитья, пришед, не убили; караулу нет; живу на поле только человеках в десяти, а иных всех за стужею отпустил в Петр-Варадын». Все эти тяжелые окружающие условия, как равно и уговоры других союзников, откровенные их признания, что они ждать не будут, заключат мир, бросят Возницына одного и уедут, не колебали твердости связанного царским повелением московского посла. «Мне без указу государева, — пишет он, — на ту отдачу городов трудно поступить и невозможно, потому что сам мне изволил приказывать имянно, что мне турком ничего не уступать». Сверх этого устного повеления, данного еще в Вене и, может быть, кратко еще подтвержденного двумя письмами царя: от 31 августа и от 30 сентября, Возницын не имел никаких дальнейших инструкций, достаточно гибких и растяжимых, чтобы предусмотреть различные возможности в ходе переговоров: «А сверх того иными указами никакими я не определен, хотя я о том и не в одну пору писал». И вот ввиду отсутствия таких инструкций он приходит к мысли, если турки от своих требований не откажутся, просить у союзников и у турок отсрочки на десять недель, для того чтобы списаться с Москвой для получения оттуда указа[1323].