Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

бытия послов и с указанием, что фактору шведского короля Томасу Книпперу о времени желательного приезда их в Москву объявлено, о чем он королевскому величеству пространнее донесет[206]

. К указанному сроку послы, однако, не прибыли. Только в начале апреля 1699 г. они показались в Нарве. Послами были назначены «дворовый канцлер» барон Яган Бергенгельм, ландсгёвдинг барон Андерс Линденгельм, асессор Самуил Гетте. 25 апреля 1699 г. Книппер явился в Посольском приказе и словесно объявил, что шведские послы пришли в Ругодив (Нарву), тому уже четвертая неделя, а оттуда пойдут, не замедлив, к Новгороду и к Москве, и просил сделать необходимые приготовления к их приему. Но послы не торопились, и с приезда их в Нарву еще почти два месяца прошло до появления их на русском рубеже, где они были встречены 28 мая. Оттуда они отправились в Новгород, до которого ехали еще две недели; проведя в Новгороде три дня, с 12 по 15 июня, они оттуда тронулись в путь в Москву[207]

.

Перевоз посольства в таком значительном личном составе — свита послов простиралась до 150 человек — был делом хлопотливым для центральной московской администрации и для местных уездных воеводских управлений и ложился весьма тяжелым бременем на население городов и уездов, прилегавших и даже не прилегавших к пути его следования. От Новгорода до Твери посольство ехало на новгородских подводах; от Твери до Москвы — на подводах, собранных четырьмя городами с их уездами: Тверью, Торжком, Кашином и Угличем. Требовалось 450 подвод, которые предписывалось собрать «в городех с посадов и с уездов воеводам по писцовым и по переписным книгам с дворового числа по поверстке, чтоб город перед городом ни в чем изобижен не был и лишние б тягости никому отнюдь не было». Эта разверстка вызывала споры и недоразумения, челобитья и жалобы, и между Москвою и воеводами названных городов шла по этому поводу оживленная переписка. К послам с момента появления их на рубеже был приставлен «дорожный пристав» дворянин Григорий Бестужев с переводчиком Вилимом Абрамовым и подьячим Тихоном Зелениным. На обязанности пристава лежало распоряжаться перевозкой и остановками посольства; вместе с тем ему предписывалось наблюдать, «чтоб в дороге от посольских людей никому обиды и грабежу не было и ничего б даром не имали». О всех своих разговорах с послами пристав должен был доносить в Москву[208]

.

28 июня послы приехали в Торжок. Если ранее, зимой, в Москве торопили приезд посольства, то теперь, наоборот, потому ли, что не все еще было готово к приему, или по другим каким-либо соображениям, слишком скорый их приезд был нежелателен, и приставу шлют с подьячим из Посольского приказа предписание ехать с послами «мешкотно», «отнюдь не спешно», «на станах помешкивать» и, приехав в Клин, из Клина на последний «подхожий» стан под Москвою в село Никольское без особого государева указа не ходить. Пристав с подьячим доносили с дороги, что 30 июня послы пришли из Торжка в Тверь, что «дорогою идучи даром ничего не имывали» и что дальнейший путь будет сделан медленно. С самого Новгорода до прибытия в Торжок послы с приставом ни о чем не разговаривали, только в Торжке 29 июня, призвав к себе на постоялый двор пристава с переводчиком, «свейские послы говорили нам, холопем твоим, „в разговоре“, как доносил пристав, „что идут они к тебе, великому государю… к Москве дорогою, и такой де дороги ни в котором государстве хуже нет, и мосты не мощены и в дороге едучи их, свейских послов, в коретах рострясло, и которые вещи у них, послов, есть, и то все портится, и посольская их большая корета от такой худой дороги попортилась“»[209]

. В Посольском приказе приставами были недовольны: идут с послами слишком спешно и с пути от Новгорода до Торжка больше двух недель ни о чем к государю не отписывали, «и то вы знатно учинили, — писали им с выговором из Посольского приказа, — своим нерадением и простотою, что о тех послех, где они в тех числех были, ему, великому государю, было неизвестно. А напред сего от прежних приставов того не бывало, а писывали к великому государю о послех со всякого стану, а не спали»[210].