Предполагалось первоначально поставить посольство на Большом посольском дворе, откуда 13 июля выехал цесарский посол Гвариент; но по осмотру, произведенному тотчас же по его отъезде, 13 июля, в нем требовался ремонт, с которым нельзя было поспеть к сроку: прибытие посольства ожидалось 15 июля. В некоторых палатах, как «в средних житьях» — в среднем этаже, так и «в верхних житьях», были в неисправности окна: «в средних житьях в дву палатах в семи окнах были слюдяные окончины и за ветхостью (цесарский) посланник в тех окнах сделал на свои деньги 7 окончин стеклянных, и ныне те окончины дацкой посланник из окон вынял и взял к себе». В третьей передней палате оказались у четырех окончин слюдяных «многие места проломаны», в верхних житьях: «в наугольной палате», выходившей к тверскому подворью, «6 окончин стеклянных проломаны во многих местах… печь зеленая вся ветха» и т. д. К тому же в Москве не оказалось заведующего Большим посольским двором дворянина М. В. Текутьева: съехал в Кашинский уезд и упорно жил там в своей деревне, несмотря на посылки за ним из Посольского приказа с угрозами взысканий за неприезд. Мысль о помещении посольства на Большом посольском дворе была по тем или иным соображениям оставлена; решено было разместить послов в двух находившихся в Китай-городе архиерейских домах: новгородском и ростовском, а потом остановились на одном Ростовском подворье. Но палаты Ростовского подворья также нуждались в ремонте, о котором 17 июля из Посольского приказа писали в Каменный приказ, требуя «в палатах, в которых им, великим и полномочным послом, стоять, своды и стены обелить и подмазать левкасом, и в которых местех мосты (полы) кирпичные в палатах худы, и те починить кирпичем». Из Каменного приказа 19 июля дан был равнодушный ответ, что в приказе «денег и денежных доходов и припасов готовых нет, и в тех палатах стены и своды белить и полы кирпичные чинить нечем». В приказе составили все же смету на этот расход в 23 руб. 32 алт. 5 денег. Большая казна должна была купить для окон Ростовского подворья 10 оконниц стеклянных и 20 оконниц слюдяных новых добрых соответствующей меры; она же должна была позаботиться о внутреннем убранстве палат: стены, двери, лавки и скамьи обить сукнами червчатыми, на столы послать добрые ковры и принять меры к очистке двора Ростовского подворья: «всякий дрязг и помет очистить и с двора свозить и для той работы нанять извозчиков и работников». Земскому приказу предписывалось сделать удобный проезд к подворью. Оказалось, что по существовавшему проезду послам в их огромной карете о шести лошадях «против ворот выезжать тесно», и поэтому Земский приказ должен был построить «от Знаменского подворья до церкви Максима Юродивого Чудотворца на столбах мост новый бревенчатый в три сажени ширины и с перилы»[212]
.Между тем послы подходили уже к Москве. 19 июля они двинулись из Клина, в тот же день пришли в подмосковное село Черкизово и 22 июля были, наконец, на последнем подхожем стану под Москвою в селе Никольском[213]
. Отсюда на другой день, 23 июля, боярин Л. К. Нарышкин, ведавший иностранными делами, пригласил их в сопровождении резидента Томаса Книппера в свою подмосковную вотчину, село Чашниково. После обеда перешли в «особую светлицу», где боярин вел с послами беседу в довольно сухих тонах, сквозящих через сделанную тогда же запись этого разговора. Первым предметом беседы было то, что послы явились в Москву не вовремя. Им через письма их фактора Томаса Книппера было небезызвестно, что его царское величество пребывает ныне от Москвы в дальних пределах. «В небытности его… все посольские и посланничьи приемы[214] приказаны им, ближним боярам, и всему сенату» — так впервые и притом устами русского сановника Боярская дума обозначена названием учреждения, которое вскоре и станет на ее место. Поэтому пусть они, послы, предложат ему, ближнему боярину, с какими делами они присланы, а он донесет о том государю, причем надеется, что вскоре получит на их предложение монаршеский указ и тогда учинит им ответ.