Петрусь Потупа

Тем часом по селу рыскали гайдуки. Метались до вечера и… ничего. Снова докладывают пану. А тот аж затрясся.

«Закатую, забью! — кричит. А когда опамятовался немного, говорит: — Берите, дурни, собак».

Подняли псов. А у собачьего пана, известно, их сотни. Искали, вражьи диты, до полуночи, и снова… ничего. Тогда пустили старого кобеля, тот хоть кого найдёт. Здоровый, чёрный. Куда твой волк! Он и пошёл по следу, а за ним побежали собаки, гайдуки, псари. Услыхал старый кобзарь лай, крики и понял, что не вырваться ему. Взял он бандуру в обе руки, прижался щекой к струнам:

«Бандура моя, бандуринька, поднимала ты народ, будила ты спящую волю, разгоняла смутные думки… послужила народу… А теперь прощай, дружина моя верная, подруга моя подорожная…» Застонал старый кобзарь. Тяжёлые слёзы скатились на золотые струны.

А погоня близка. Вот она уже тут.

Расстегнул кобзарь свитку, сорвал подкладку и выхватил кинжал. Взял он его в одну руку, в другую взял бандуру и стал спокойный.

Первым кинулся чёрный кобель-ведун. Ударил его слепой кинжалом. За псом повалился панский гайдук.

И когда почувствовал старый бандурист, что много ран на теле, что смерть близка, ударил бандуру о землю и разбил её в щепы.

«Пусть как разбилась эта бандура, так разобьются и панские цепи!» — крикнул он в последний раз.

— Убили его, тату? — Петрусь прижался к отцу.

— Убили, — тихо ответил Степан. — Там, в балке, и лежат его кости. С тех пор старые люди говорят, что рано поутру плачет и голосит бандура, а тот, кто услышит её, будет стоять за правду, за которую отдал свою жизнь старый кобзарь.

Долго молчали отец и сын. Наконец Степан сказал:

— Ну, сынку, иди спать. Завтра тебе на работу к дьячку, а мне с Катериной на панщину.

Когда Петрусь вышел из хаты, на дворе уже стояла ночь. Было душно и тихо. На небе бледными светляками мигали звёзды. Вспыхнувшая зарница осветила небосклон и мгновенно растаяла в темноте. Потянул ветерок, с рокотом зашумели, заметались листья, и снова тихо. Петрусь оглядел предгрозовое небо и направился к клуне.

Скрипнула дверь. В лицо мальчику пахнуло нежным ароматом свежего сена. Протянув руки, он ощупью пошёл к душистому ночлегу, где лежала отцовская свитка — постель мальчика.

Петрусь лёг, но сна не было — образ кобзаря не выходил из головы. Он лежал, устремив глаза в темноту, прислушиваясь, вздрагивая от малейшего шума. Вот что-то тяжёлое прокатилось по небу и, грозно ухая, замерло вдалеке. Всё ярче и продолжительнее сверкали молнии. Петрусь заснул. Но чем ближе надвигалась гроза, тем беспокойнее становился его сон. И когда скрестились огненные лучи молний, когда от грохота и гула задрожала земля, Петрусь заметался.

— Диду, тикайте, тикайте! Идут за вами! — кричал он, поднимаясь и снова в бессилии опускаясь на свитку.

Но гроза уходила всё дальше, и сон Петруся становился спокойнее.

Пасмурный рассвет заглянул в щели. Петрусь встал, с минуту стоял неподвижно, будто что вспоминая, затем взял свитку и вышел из клуни.

Его встретили лениво стряхивающие влагу деревья, хмурое небо, окутанная туманом даль. Кругом было тихо — село ещё спало.

Петрусь перескочил плетень, засучил штаны, накинул на голову свитку и, оглядевшись, побежал. Хлестала по ногам росистая трава, ноги закоченели, а Петрусь мчался всё дальше. Миновав огороды, он подбежал к излучине Старой балки. Навстречу поднялись густые заросли, образуя свод, под которым медвежьей берлогой зияла дыра. В неё и юркнул Петрусь.

Задетые ветви обдали мальчика дождём брызг, свитка намокла, давила голову, но мальчик упрямо спускался вниз, пока не очутился в середине потока, на дне балки. Пройдя шагов сто по течению ручья, Петрусь свернул в чащу.

— Теперь уже близко, — шептал Петрусь.

Заросли расступились. На маленькой полянке зачернели пни: когда-то здесь стояли могучие дубы.

— Тут, — сказал себе Петрусь, с замиранием сердца опускаясь на корточки.

Мальчик насторожился. Но, кроме всплесков ручья и отдалённых криков петухов, ничего не было слышно.

Угрюмое небо снова набухло дождём. Время шло, Петрусь терял терпение.

«Может, нагнуться, тогда будет слышно?» подумал мальчик.

Припав к земле, он опустил лицо в мокрую траву, И вдруг над его головой послышался слабый звук, будто кто струну щипнул.

«Бандура!» — вздрогнул Петрусь.

Но только он приподнял голову, как над ним тоненько зазвенело: тень-тень-тень…

Подними Петрусь глаза, он увидел бы маленькую птичку на ветке ольхи, но Петрусь, уткнув голову в траву, не смел пошевелиться.

«А что, если из земли выйдет дед и схватит меня?» — подумалось мальчику.

Неожиданно по листьям застучал крупный дождь. Петрусю показалось, что сзади кто-то подходит. Он вскочил и, объятый ужасом, бросился бежать.

Мокрые ветви яростно стегали по лицу. Чудилось, что чьи-то руки хватают за плечи, а кругом всё кричит: «Лови его! Вот он! Лови!»

Мальчик сбился с пути, паутина залепила глаза, острые шипы стащили свитку. В ручье он провалился по пояс.

Как Петрусь добрался до клуни, он сам того не помнил.