Пьяная Россия. Том 3

Они разделились. В двухэтажных домах имелось двадцать комнат. Десять, на первом этаже, десять на втором. И еще, строителям предстояло отремонтировать второй, точно такой же барак.

– Куда вам столько? – негодовал Сашок.

– Монастырю предстоит расширяться, – произнес отец Павел.

– Еще монашек наберете? – полюбопытствовал Сашок.

– У нас откроют сиротский приют, мы возьмем на воспитание девочек.

– Так эти комнаты для детей? – удивленно вымолвил Тарасыч.

– Именно, – подтвердил отец Павел, разворачивая один рулон обоев и демонстрируя строителям детский рисунок с беззаботно порхающими в синих небесах, разноцветными бабочками.

– Бедные детки, – убивался Тарасыч, – от недосыпа будут болеть и умирать!

– Ну, что вы! – удивился отец Павел. – Они почувствуют заботу и тепло! Мать-настоятельница станет опекать каждую девочку, как свою собственную дочь!

– Да откуда ей знать, каково это, иметь дочерей! – вскрикнул возмущенный Тарасыч.

– Она схоронила трех дочерей, погибших в автомобильной катастрофе! – сказал тут отец Павел и глаза его наполнились слезами.

Мужики, в ответ, потрясенно молчали, первым пришел в себя Сашок:

– У нее была семья, а муж?

– Он погиб вместе с дочерьми!

– Что же это? – воскликнул Шабашкин, чувствуя в груди нарастающее волнение, схватился за сердце. – Как же так?

По щекам Ленчика заструились слезы. Тарасыч удивленно глядел на друга. Угодников мелко крестился. Шабашкин зашатался от горя и, чтобы не грохнуться в обморок, вынужден был опуститься на пол.

– Что с нами твориться? – сумел промямлить он.

– Наваждение! – подскочил отец Павел. – Срочно читайте девяностый псалом!

Сквозь звон в ушах и окутывающую темноту Шабашкин слышал нестройный гул голосов товарищей, повторяющих за монашком слова псалма, но ему было уже все равно, умирая, он равнодушно глядел сверху на свое неподвижное тело и бегущих со стороны монастырских построек монахинь.

Очнулся в теле, весь сырой.

– Что? – пролепетал, едва шевеля губами.

– Святая вода! – пояснил отец Петр. – Первое дело от нападения дневных дьяволов!

– Боже мой, – прошептал Шабашкин, с ужасом наблюдая за склонившейся над ним матерью Леонидой.

– Оцепенение еще не прошло? – деловито осведомилась монахиня.

Шабашкин едва пошевелил головой, отрицая.

– Сестры! – позвала монахиня.

Шабашкина оттащили от стены, взяли в окружение, и принялись читать монашескую молитву, призванную защищать от происков демонических сил. Стоя на коленях, отец Петр произносил слова молитвы прямо в ухо Шабашкину.

Постепенно, сознание его очистилось, а тело стало подчиняться. Шабашкин поглядел в суровое, решительное лицо матери Леониды, перевел взгляд на сгрудившихся в углу, испуганных товарищей.

– Зачем все это? – произнес он, подразумевая и нападение дьяволов, и молитвенные усилия монахов.

– Привет, у нас тут вообще-то война! – усмехнулась мать Леонида.

Шабашкин оперся о плечо отца Петра, от слабости кружилась голова, но все же, вымолвил?

– С кем?

– Пока лишь с малыми силами Сатаны! – торжественным тоном, произнесла мать Леонида.

– Но вы хотите пригласить сюда детей?

– Надо молиться и никто не тронет! Читайте иисусову и богородичну молитвы! Отец Петр вас научит!

Отец Петр склонил голову в знак согласия.

Любовь

– Скучно тут, – согласилась с мнением Сашка, Екатерина и непроизвольно подняв руку, проверила в порядке ли платок, быстро пробежалась пальцами, поправляя воротничок платья.

Как всегда, облаченная в темную одежду, тем не менее, красивую, синим горохом с фиолетовым оттенком. Сашок засмотрелся, потрогал пальцем одну горошину на рукаве.

– А я когда строительное училище закончил, так подался в бригаду Тарасыча, десять лет уже подвизаюсь. Всю область объездил, много чего повидал!

– Медведей видал? – сощурилась она, насмешничая.

– Медведей не видал, – простодушно ответил Сашок, – зато в одном совхозе, где мы жилой дом у председателя отстраивали, видал ручного лосенка!

Екатерина тихонько рассмеялась, на лице у нее отразилась гамма испытываемых ею чувств, так что он поспешил дополнить:

– Из соски его кормили телятницы!

– Коровьим молоком?

– Не знаю, – честно ответил Сашок, – наверное, коровьим, раз телятницы кормили.

Екатерина выставила руку, ловя пальцами капли дождя. Они оба устроились под навесом, взобравшись высоко на сеновал. Сидели, удобно расположившись на матрацах оставленных монашками для настоятельницы.

– Любит она тут, спать? – потыкал пальцами полосатый матрац, Сашок.

– Нежиться любит! – уточнила Екатерина.

– Пахнет скошенной травой, – глубоко вдохнул Сашок.

На лице его отразилось волнение. Он протянул руку и погладил тонкое запястье девушки.

Екатерина взглянула без улыбки.

– Поехали со мной, – промямлил он, глядя на нее с обожанием влюбленного человека.

– А по дороге бросишь? – показала крепкие зубы, Екатерина.

– Женюсь! – с жаром воскликнул он, придвигаясь.

– Вот вначале женись! – отпихнула она его обеими руками.

Он просиял, поглядев на нее с надеждой.

– Хоть завтра, пойдем и подадим заявление в загс!

Она пожала плечами и отвернулась к дождю.

– Ну, Катенька, правда же, возьми паспорт и пойдем завтра, с утра!