Пять камней

Все присутствующие – перекошенные фигуры в ветхой одежде – смотрели на Дэй и сопровождавших ее вампиров. Глаза гаргульи расширились – она видела, как сотворенные начинают двигаться еще гибче, как в их взорах появляется осмысленность.

– Кровь… кровь… кровь… – казалось, само эхо шепчет это слово.

Рыжая вампирша повисла в воздухе над всеми остальными, явно давая понять, кто тут главный. Гаргулья сглотнула – глаза сотворенной засияли красным огнем. Не просто отблеск, а будто магией подсвеченные.

– Почему я не слышу биения сердца, Ти Корн Гломель? Мертвой плотью не расплатиться за проход, Ти Корн Гломель…

Казалось, ей действительно любопытно. Как девочке в ботаническом саду. Она перевела взгляд на Ло.

– А зачем ты привел юного Ло Манриуса Теерхольда? Неужели ты решил откупиться его кровью, Ти Корн Гломель?

На какой-то миг Дэй показалось, что вампир привел их сюда именно как корм для этих упырей, но она быстро отбросила крамольную мысль. И тут же ее посетила другая – более страшная – идея: она-то сама каменная, до ее крови сотворенным не добраться, а вот Ло вполне себе живой. У него и кровь есть, и сердце бьется. Но разве вампиры пьют себе подобных? Тем более сородичей более высокого уровня? Судя по лицу Ло, предположение ему не понравилось. Однако пока шла эта болтовня, они отступали. Медленно, боясь спровоцировать, но поднимались по ступеням, пятились назад и вверх. Бесконечной-бесконечной лестницы, гоблин ее побери.

– Эб Ини Дорнес, – глухо, с каким-то внутренним напряжением, будто вкладывал в слова магию, произнес мужчина, – тут нет твоей добычи. Спи дальше.

– Не-ет, Ти Корн Гломель, – вампирша улыбнулась так, что стали видны длинные острые клыки, – ты знаешь правила. Проходишь через Город – приводишь корм.

– Город умер, Эб Ини Дорнес, – глаза Ти Корна засветились алым. – Он мертв. Осталась только кучка твоих выродков. Все остальные давно забыли Город и живут по новым правилам. Хорошо живут. Сыто.

– Зато под землей правила прежние, Ти Корн Гломель, – рыжая вампирша начала злиться. – Город всегда их хранил. Вы наверху скоро все сдохнете, а Город будет жить по-прежнему, и в нем будут те же правила.

– И тебе нравится такая жизнь, Эб Ини? Ты себя видела? Ты блистала на проклятых балах, и тебя хотели все вампиры этого города! А сейчас даже смотреть неудобно. Как неудобно смотреть на труп.

Женщина в воздухе захохотала.

– Всего одна жертва – и я снова буду покорять! Даже ты сойдешь с ума, Ти Корн Гломель! Впрочем… я хочу, чтобы ты сошел с ума уже сейчас!!!

Она взмахнула тощей рукой, и от магии вокруг стало больно. Дэй стиснула зубы, подавляя желание схватиться за виски. Она знала это колдовство – ментальное подчинение. И с ужасом чувствовала, что поддается. То, что творилось с миром вокруг, не могло быть иллюзией. Гоблинская вампирша влезла прямо в мозг, наплевав на все «щиты» и амулеты. Гаргулья знала, что это значит – до полного контроля над ее разумом недалеко. Она зарычала, пытаясь выпутаться из чужих чар. От реальности того, что сейчас стояло перед глазами, Дэй становилось страшно. Сколько же силы у этой упырицы! Она полностью подменила настоящую картину залы на другую. Возможно, фантазию, но судя по всему – воспоминание. Сразу стало ясно, почему она так цепляется за прошлое.

Эб Ини Дорнес действительно была прекрасна. Дэй никогда раньше не видела такой яркой красоты. Даже в полумертвом состоянии ее волосы блистали. Но тогда… волны огня, перевитые золотом и изумрудами. Зеленые глаза с хитринкой, демонической искоркой и смешинками в них. Кожа – белая как у куклы, прозрачная, такая живая. И губы – как в старинных стихах – лепестками роз. Такой красоты не бывает, однако гаргулья знала – именно так всё и было. И эта нереальная красота, и это зеленое с золотым шитьем платье, и этот смех, манящий и зовущий.

Девушка оглядела зал вокруг: никакой пыли или паутины. На полу не серый камень, а узорный мрамор, перемежающийся с наборной мозаикой. Вокруг сияют сотни свечей, некоторые держатся прямо в воздухе, их пламя – магическое. Статуи подсвечены с разных сторон. Ни скола на них. Такие же странные, как и казались прежде, но здесь они уместны – свои среди других чудовищ. Разряженных в бархат, батист, шелк и кружева вампиров с прекрасными лицами и алыми глазами. Танцующие на земле и в воздухе, смеющиеся, довольные, сытые. А по периметру зала стоят высокие золоченые рамы. Только вместо картин там живые девушки, привязанные в разных, но узнаваемых позах – как на полотнах великих мастеров. Так же одетые и украшенные. Около каждой стоит прислужник и при необходимости надрезает пленницам то одну вену, то другую – чтобы наполнить бокалы гостям. Тут вино не в чести.