Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)

Критерии отбора не очень-то понятны. Когда письма отобраны, их редактируют, готовя для публикации, которая очень часто откладывается, а то и отменяется вовсе. Представляется, что в руководители газеты не придают большого значения публикации писем с точки зрения редакционной политики. Те, что появляются на страницах, не более чем иллюстрация:

«Мы не знаем плана работы редакции, не знаем какие готовятся передовые. Иногда вечером появляется вдруг Капустин или Гришелевич и говорят: т.т. нужны срочно такие-то и такие-то письма для передовой. И бывает, что сегодня этих писем не находится, а вчера они были, но мы не знали, что они интересуют редакцию и отослали их в различные организации»{623}.

Впрочем, как мы видели, в большинстве инстанций по работе с письмами, правилом является отсутствие хорошей организации, и сбои в работе службы встречаются очень часто.

Реальная практика

Правила обработки корреспонденции далеко не всегда, соблюдаются тщательно. Один из сотрудников корбюро рассказывает следующую историю:

«Примерно, месяца 2 назад ко мне поступило для регистрации письмо. Я не найдя адреса в данном письме, пошел для выяснения к т. Суворову, которому предложил обратить внимание на данное письмо. Он взял, посмотрел, прочитал и говорит, что письмо довольно бессодержательное и порвал его. Когда я спросил, зачем вы разорвали, он ответил: здесь ошибки нет, что я разорвал, рвет их и Капустин»{624}.

Обвинения в уничтожении писем часто исходят от сотрудников службы[199]. «Каждый год из отдела писем “исчезали” по несколько тысяч писем, без сомнения самые острые сигналы» утверждает работник Р. Борисова, член партии с 1912 года{625}

. Другие сотрудники, заваленные работой, прячут письма, с которыми не справляются:

«Часть писем по несколько штук работники находили подсунутыми в ящики столов, за отопительными батареями, неизвестно кем подброшенными. Два месяца назад за отопительной батареей в одной из комнат отдела были найдены пять или шесть писем, присланных в 1935 году»{626}.

Но даже когда письма удается обработать, а в огромном большинстве случаев это все же происходит, сотрудники ограничиваются тем, что почти автоматически переправляют их в другие места. Это часто приводит к тому, что письмо поступает на расследование к тому же самому лицу, на которое была написана жалоба, и можно себе представить, каковы тогда последствия для автора сигнала.

Беспорядок имеет место и в отслеживании дел: карточки нередко теряются. В 1936 году их было потеряно 1600, в 1937–1200, часть из них нашлась{627}

, иногда в совершенно неожиданных местах:

«В ноябре 1937 года работник приема посетителей т. Пахомов обнаружил брошенными в клозетной трубе десятка два карточек от писем»{628}.

Судьба писем, поставленных под «особый контроль», не более завидна.

«Техника этого контроля такова, что, когда работники Корреспондентского бюро открывают картотечные ящики, то контрольные булавки выпадают и после этого установить, какая карточка находилась на “особом учете” и какая нет — невозможно»{629}.