Пять рассерженных жён

Котлеты из барашка тоже удались, но слишком малые порции, а вот буфе так себе, и получше едали. Очень мне понравилась белужья икра. Давно не пробовала икры такого качества. Копчёная севрюга была тоже необычайно вкусна, в меру жирна, в меру копчена, и в меру была.

Телячьи почки крупноваты, что наводит на мысли о старой корове, зато поданные к ним фасоль и тушёный картофель — чудо. Я бы попросила добавки, когда бы не увлеклась сырым мясом в ананасах. Невероятно вкусно, советую попробовать. Я пришла в восторг, хотя сначала ела с осторожностью — все же я не дикарь, ведь мясо действительно сырое. Но потом разохотилась и если бы не клёцки с утиными лапками, пожалуй, точно потребовала бы добавки. Ах эти клёцки! Аромат их до сих пор стоит в моем носу!

Очень! Очень хороши были печёные баклажаны и морской салат. А спаржа! Весьма удалась говядина Мирабо. Не все её любят, но я обожаю и съесть могу сколько хотите.

В общем, я оставила нетронутым лишь суп из пшеницы, посчитав, что это вредно для моей фигуры — от пшеницы полнеют. Остальное буквально доела.

«Уж не знаю, как теперь будут выкручиваться эти жены, — подумала я, тщательно вытирая губы салфеткой и делая глоток превосходного хереса. — Придётся Тамарке заказать им чего-нибудь ещё.»

В последний раз окинув глазами опустошённый стол и не найдя там ничего привлекательного, я без всякого сожаления оставила жёнам пшеничный суп — пускай поправляются — и собралась уходить по-английски, не прощаясь.

Я была уже у двери, и даже взялась за ручку, но неожиданно мне воспрепятствовала Тамарка.

— Куда ты? — закричала она, не вынимая руки из волос Изабеллы.

— Домой, у меня ещё есть дела, — вынуждена была пояснить я.

— Как это домой?! — завопила Тамарка.

— Как это домой?! — поддержали её жены, растерянно глядя на опустевший стол.

— Не сидеть же мне здесь вечно, — оправдывалась я, в глубине души уже ругая себя за жадность.

Живот мой был словно барабан, по этой причине долго стоять я не могла. Пришлось вернуться в своё кресло.

— Чего вы от меня хотите? — чтобы поскорей избавиться от надоевших жён, сразу перешла я к делу, с трудом сдерживая отрыжку.

— Вот, — подсунула Тамарка свои бумаги, — подпиши. Подпиши и пировать начнём.

«Я уже попировала,» — подумала я и, икнув, спросила:

— Что это?

— Это твой отказ от управления акциями Прокопыча, — честно призналась Тамарка. — Если ты откажешься, акциями по-прежнему буду управлять я.

«Фрол Прокофьевич жив, — подумала я, — и в этой бумаге нет никакого смысла, но из вредности сразу не подпишу. Слишком легко в этой жизни все достаётся Тамарке. Там она от налогов запросто уходит, тут она акции прикарманивает. И все беспрепятственно. Должен же хоть кто-то, если все это и не пресечь, то хотя бы создать ей сложности.»

— Где завещание моего драгоценного Фрысика? — спросила я и по тому, как забегали глаза Тамарки, поняла, что попала в цвет.

— Завещания у меня нет, — сказала она протягивая бумагу, которую я уже читала. — Завещание выдадут тебе, но лишь тогда, когда труп найдётся.

Я вырвала у неё бумагу и принялась читать, там действительно говорилось о том, что я стала наследницей и управительницей акций Фрысика…

Я тщательно рассмотрела бумагу, покрутила её со всех сторон, даже понюхала. Ну да, так и есть. Ни одной печати. Куда смотрели мои глаза?

— И что это значит? — строго поинтересовалась я у Тамарки. — По-твоему это документ?

— Я и не говорила, что это документ, — принялась оправдываться она. — Это всего лишь письмо моей подруги, в котором она ставит меня в известность, что Прокопыч сделал следующие завещание и поручение. Подруга нотариус, она самолично заверяла эти документы.

— Противоправные действия, — сказала я. — Она не имела права давать тебе текст завещания, пока не умрёт тот, кто его оставил. И после его смерти, тоже не имела права показывать этот текст тебе. Наследница-то я, вот мне она завещание и должна была показать. И где эта доверенность, по которой я могу управлять акциями? Почему она не передала её мне? Почему об этом ты узнаешь раньше меня? Противоправные действия. Я твою подругу засажу!

Тамарка побледнела. Такого поворота она никак не ожидала и загнанно посмотрела на бумагу, которую просила меня подписать. Уж кому-кому, а Тамарке лучше других было ясно, что теперь я хозяйка положения, если, конечно, ей не безразлична судьба подруги. Тамарке не была безразлична её судьба. Ей с ней ещё дела делать…

Мне же было безразлично все. Я плотно поела и пребывала в полнейшем благодушии. Мне лишь было обидно, что Тамарка всеми взялась командовать.

— Ладно, — насладившись властью, сжалилась я, — давай ручку. Так и быть, откажусь. На кой фиг мне эти акции? На собрания я не люблю ходить, так что подавитесь, — и я поставила свою подпись там, где указала Тамарка, радуясь бесполезности своих действий.

Жены, насторожённо наблюдавшие за нашими прениями, оживились.

— И что теперь? — спросила Полина.

— А ничего, — сказала я. — Живите себе, как жили, на собрания ходите, а я умываю руки.

В воздухе повис вопрос.