Пятая авеню, дом один

Неужели он пребывает в наивном неведении о том, что собой представляет тот мир, в который он сам ее так настойчиво затаскивал? Билли Личфилд часто говорил, что все эти приемы предназначены для женщин, чтобы они могли показать наряды и драгоценности. Наверное, Пол как мужчина просто этого не понимал. Все светское всегда его злило, он был не в состоянии разглядывать людей, вести светские беседы. В непонятной для него ситуации он напрягался и мрачнел, старался помалкивать, как будто боялся ляпнуть лишнее. В тот вечер, заметив его плохое настроение, Аннализа предприняла попытку объяснить ему правила, действующие в данном кругу.

– Это похоже на день рождения, Пол. На дне рождения тоже фотографируются, чтобы запечатлеть памятный момент.

– Не нравится мне все это, – буркнул Пол. – Не желаю, чтобы по Интернету порхали мои фотографии. Не хочу, чтобы люди знали, как я выгляжу, где нахожусь.

Аннализа засмеялась:

– Это уже паранойя, Пол. Все позволяют себя снимать. Например, фотографии Сэнди можно увидеть где угодно.

– Я не Сэнди.

– Тогда тебе лучше сидеть дома.

– Как и тебе.

Это его замечание вывело ее из себя.

– Тогда нам лучше вернуться в Вашингтон! – повысила она голос.

– Ты это о чем?

Она удрученно покачала головой. Спорить с ним было бесполезно, она уяснила это еще в самом начале их супружеской жизни. Когда их мнения расходились, Пол выхватывал из контекста отдельные слова и отвлекал внимание от обсуждаемой темы, поэтому достигнуть компромисса было заведомо невозможно. Пол не сдавался из принципа.

– Ни о чем! – отрезала она.

Три вечера подряд она провела дома, Пол же никак не менял свое расписание, поэтому она сидела в огромной квартире одна, слонялась из комнаты в комнату, дожидаясь, пока Пол не возвратится в десять вечера. Он съедал бутерброд с арахисовым маслом, приготовленный их домработницей Марией, и отправлялся наверх, работать дальше. Билли Личфилд все еще находился у матери, и Аннализа чувствовала опустошение, полное одиночество в большом городе, где у всех, кроме нее, были важные и неотложные дела. На четвертый вечер она не выдержала и отправилась с Конни на прием, где ее снова фотографировали. Она убрала новые фотографии в ящик и ничего не сказала Полу.

Одна из женщин, проявлявших крайнее любопытство к истории из журнала, спросила Аннализу как ни в чем не бывало:

– Как вы попали в этот список? Всего-то после шести месяцев в Нью-Йорке!

– Сама не знаю, – честно призналась Аннализа.

– Она непременно будет следующей миссис Хотон, – гордо заявила Конни. – Так говорит Билли Личфилд. Из Аннализы получится такая миссис Хотон, какой я в подметки не гожусь.

– Ничего подобного! – возразила Аннализа.

– Вас готовит к этому Билли? – уточнила одна из дам.

– Билли – очаровашка, но иногда он проявляет бесцеремонность, – высказалась другая.

– Не понимаю, почему эта тема вызывает такой интерес, – проговорила Аннализа, наклеивая очередную марку на очередной конверт. – Миссис Хотон умерла. Пусть себе покоится с миром.

Дамы дружно защебетали, потрясенные такой неслыханной репликой.

– Вы побеждаете потому, что вам этого не хочется, – заявила одна. – Все всегда достается тем, кому все равно.

– Совершенно верно, – согласилась Конни. – Когда я познакомилась с Сэнди, то даже смотреть на него отказывалась, но в конце концов мы поженились.

– Мария, – обратилась Аннализа к домработнице, заглянув в кухню. – Будьте добры, подайте уолдорфский салат с курицей и сырное печенье.

Вернувшись за стол, она опять взялась за конверты.

– Ты уже добилась парковочного места? – задала вопрос Конни.

– Еще нет.

– Надо быть потверже с людьми из домового комитета, – посоветовала одна из дам. – Не позволяйте им вас игнорировать. Вы дали им понять, что готовы заплатить сверху?

– У этого дома есть свои особенности. – У Аннализы уже началась головная боль.

С парковочным местом, как и с кондиционерами, все было очень запутанно. Пол обратился к жильцу, выигравшему парковочное место, тихому кардиологу из «Коламбии», с предложением перекупить у него место. Врач пожаловался Минди, и та послала Полу записку с требованием не подкупать жильцов дома. Увидев эту записку, Пол побелел.

– Откуда у нее это? – Он указывал не на текст, а на бумагу – листок из блокнота бангкокского отеля «Времена года». – Она была у нас в квартире! Вот откуда у нее это – с моего стола!

– Не сходи с ума, Пол.

– Если не с моего стола, то откуда?

– Понятия не имею.

Сказав это, Аннализа тут же вспомнила, как доверила Сэму на Рождество ключи от квартиры. Сэм, разумеется, уже вернул ей ключи, но в их отсутствие он, значит, отдавал их своей мамочке. Признаться Полу она не могла, поэтому ей оставалось только настаивать на том, что это совпадение. Снова она не могла открыть Полу правду и от необходимости лгать испытывала невыносимое чувство вины, словно у нее на совести было тяжкое преступление. Пол сменил замки, а Минди Гуч возненавидел еще сильнее. Он даже поклялся, что найдет способ изгнать «эту женщину» из дома.