«Пятая колонна» и Николай II

Председателем заочно избрали профессора Грушевского. Того самого, который пытался в 1914 г. наладить вербовку добровольцев для австрийской армии, в «Легион сечевых стрельцов». Наказали его необыкновенно мягко, сослали в Симбирск, да и то вся общественность, ученые, ринулись просить за него, и перевели в Москву. Но теперь его встретили как «мученика». Большинство в Раде составили украинские эсеры. Приняли декларацию о поддержке Временного правительства, но выдвинули требования автономии Украины — а связь с Россией пусть остается на принципах федерации. Кстати, немаловажная особенность: если в Петрограде масоны регулировали состав правительства, протискивали своих ставленников, то костяк украинских сепаратистов сплошь составили масоны — Грушевский, Винниченко, Петлюра, Скоропадский и др.

А принципы лжи, обеспечившие победу революции, работали и дальше. Снова подтверждалось, что истинный вес в кругу заговорщиков далеко не всегда соответствовал их видимому положению и даже вкладу в революцию. Некоторые фигуры до сих пор выглядели ключевыми, но теперь оказались отработанными, ненужными. В первую очередь это касалось Родзянко. Он остался председателем Думы. Но ведь Дума больше не созывалась. Объяснялось, что она избиралась на основе царских законов и не соответствует уровню «свободного» государства. А новый парламент будет создан Учредительным Собранием. Родзянко очутился «за бортом».

Указ Николая II о назначении Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича даже не был опубликован. Глава заговора в великосветской среде успел только доехать до Ставки и получил от Львова предписание, что принимать командование ему нецелесообразно. Он понял намек и беспрекословно подал в отставку. Рузский, очевидно, рассчитывал на повышение за свои заслуги. Но и он уже 11 марта был уволен. Откровенные предатели никому не требовались.

Одни фигуры сходили со сцены, а выдвигались другие. Керенский получил портфель министра юстиции. В данном качестве он инициировал официальное восстановление конституции Финляндии, признание независимости Польши. Осуществил крутую чистку судебных органов и прокуратуры, поувольняв всех, кого счел «реакционными». Провел общую амнистию всех политических преступников, а заодно и уголовных. Результат стал бедственным. На свободу вышло 90 тыс. бандитов и воров. Хиленькая «народная милиция» не справлялась с ними. Например, в Москве за весну 1916 г. было зарегистрировано 3618 преступлений, а за весну 1917 г. — более 20 тыс. Причем в революционном развале регистрировались далеко не все.

Но объяснять широкую амнистию идеализмом и чрезмерным гуманизмом Керенского у нас нет оснований. Еще в ходе революции он в Петроградском Совете возглавил операции по арестам министров, полицейских чинов. А едва получив министерское кресло, он почему-то поспешил развернуть настоящую войну против… Распутина. Именно Керенский, а не царь немедленно прекратил дело об убийстве Григория Ефимовича. Но и мертвого не оставил в покое.

Всего через два дня после отречения государя Александр Федорович с какой-то стати озаботился, что «в святцах появится еще один святой и к месту погребения потянутся богомольцы». Отдал приказ: «Труп Распутина нужно во что бы то ни стало тихо, без шума найти и уничтожить». Могилу на месте недостроенной часовни св. Серафима Саровского, где царская семья и их близкие упокоили старца, разорили. Наметили сжечь тело в паровом котле в Политехническом институте. Но по дороге сломалась машина. Тогда сопровождавший отряд из комиссара Купчинского, двух офицеров и нескольких студентов соорудил большой костер в лесу возле деревень Лесное и Пискаревка. Тело Григория Ефимовича облили бензином и сожгли. Между прочим, даже уничтожение мощей святого мученика оказалось пророческим — на этом месте в годы блокады Ленинграда раскинется самое большое и самое трагическое кладбище города — Пискаревское.

Ну а Керенский в марте 1917 г. создал Чрезвычайную следственную комиссию по расследованию злоупотреблений бывших министров и других должностных лиц [11]. Задача ей ставилась четкая — во что бы то ни стало доказать измену царя, императрицы и подтвердить грязные сплетни в адрес Григория Ефимовича. Мы уже отмечали, что комиссия искала очень широко, глубоко, интенсивно. Но все обвинения рассыпались в прах. Не удалось найти не то что доказательств, а ни малейших зацепок. Например, в числе арестованных оказалась Анна Вырубова. Ее-то вся общественность признавала однозначной любовницей Распутина. Больную женщину, инвалида, держали в Петропавловской крепости, допрашивали. Комиссия не постеснялась подвергнуть ее даже медицинскому обследованию, которое вдруг установило, что она… девственница [61].