А в январе 1953 г. в советских газетах появились вдруг сообщения еще об одном политическом «деле» — «террористической группе врачей». В основе его лежали реальные события. В 1948 г. профессора кремлевской больницы поставили неправильный диагноз А. А. Жданову и назначили неверное лечение. Нетитулованный, но имевший большой практический опыт врач-кардиолог А.Ф. Тимашук определила другой диагноз — инфаркт. Но с ее мнением не посчитались. Когда Жданов умер, вскрытие показало, что она была права: у больного оказался инфаркт, и даже не первый. Вероятно, имел место не столь уж редкий случай медицинской ошибки. Но «светила» испугались ответственности, в истории болезни настоящий диагноз скрыли, а Тимашук, не пожелавшую подписать «липу», уволили из «кремлевки». Она обратилась в МГБ, однако ее сообщение по какой-то причине оставили без последствий.
Но в конце 1952 г., когда Игнатьев начал перепроверять дела Абакумова, материалу был дан ход. Арестовали 15 человек. И вот тут к правде добавили домыслы, из подследственных выжимали признания в преднамеренных злодеяниях, причем систематических. Кроме Жданова врачей обвинили в смерти Щербакова, Димитрова. Однако у дела имелась еще одна сторона. В число арестованных попали профессор В.Н. Виноградов и другие доктора, регулярно наблюдавшие за здоровьем Сталина и лечившие его. Те, кто помог ему встать на ноги после инсульта в 1945 г. А попутно были отстранены от своих постов и арестованы те, кто «недосмотрел», допуская к вождю «вредителей». Два человека, сохранявших безусловную верность Иосифу Виссарионовичу, — начальник его личной охраны генерал Н.С. Власик и секретарь Сталина А.Н. Поскребышев…
5 марта 1953 г. этих людей рядом с генеральным секретарем не оказалось. Не было и врачей, которые раньше наблюдали за ним. Его навещали уже другие врачи, давали какие-то лекарства. А потом составляли заключение о смерти. Насколько оно соответствовало истине? Мы не знаем.
При первых же известиях, что у Сталина произошел инсульт, начались кулуарные совещания его приближенных — Маленкова, Берии, Хрущева, Булганина. А 6 марта, на следующий день после смерти генерального секретаря, они собрались для дележки руководящих постов. Не созывали ни съездов, ни пленумов. Власть формировали те, кто уже находился на ее вершине. А решения последнего, XIX съезда и пленума, проведенных Сталиным, они немедленно перечеркнули. Бюро Президиума ЦК упразднили, а Президиум сократили с 36 человек до 14. При этом из высшего партийного органа были выброшены новые сталинские выдвиженцы. Зато вернулись старые, попавшие в опалу, — Молотов, Каганович, Микоян, Ворошилов.
Первое место в новой иерархии занял Маленков, в качестве «наследника» Сталина получивший посты председателя Совета министров и первого секретаря ЦК. Первым заместителем председателя Совета министров стал Берия — он получил и руководство над Министерством внутренних дел, а Министерство госбезопасности объединялось с ним. Еще три поста заместителей председателя Совмина получили Молотов, Булганин и Каганович. Ворошилова поставили на почетную, но малозначащую должность председателя Президиума Верховного Совета. Но по поводу дележки мест продолжались споры. Вскоре коллеги сочли, что Маленков захватил слишком большую власть. На него нажали и 14 марта поставили перед выбором, оставить за собой пост или главы правительства, или партии. Он выбрал правительство. А первым секретарем ЦК стал Хрущев.
Но реально по своему «весу» в руководстве, по авторитету и деловым качествам лидировали не Маленков или Хрущев. Лидировал Лаврентий Павлович Берия — к тому же давно действовавший в «связке» с Маленковым. В последующих «разоблачительных» кампаниях была создана легенда о Берии как о главном «сталинском палаче», абсолютном чудовище. Но в действительности те, кто уничтожил Берию, свалили на него многие собственные преступления. Например, Маленков в период «ежовщи-ны» курировал НКВД в Политбюро, то есть всю кампанию «большого террора», лично осуществлял «чистки» в Белоруссии. А Хрущев руководил репрессиями в московской парторганизации и на Украине. Даже в 1939 г., когда террор целенаправленно сворачивали, он так размахался, что останавливал его Сталин — направил телеграмму: «Уймись, дурак».