Страшное место этот мрачный, гулкий замок, в котором мы, к сожалению, не нашли того, что искали. Никакого в замке «Бальга» архива не было, но отец решил все же не торопиться, завтра с утра еще полазать, поискать; кто-то говорил ему про какие-то подземелья. Покурив под дубом, мы уже собрались направиться к костру, где наш усмешливый шофер жарил в котелках свиную тушенку, как вдруг Федя предостерегающе поднял руку: «Тише!» Прислушался, а потом быстро направился к небольшой кирхе, что виднелась в глубине парка. Из ее распахнутой двери вышли трое. Невысокий широкоплечий мужчина в черной монашеской одежде, молодая женщина в зеленой куртке с повязкой на рукаве и высокий молодой немец в военной, с серебряными погонами и галунами, куртке, узких бриджах и заляпанных глиной сапогах. Тот, что в сутане, был бородат, длинноволос, краснолиц, у девушки — желтые, что песок Куршской косы, волосы, у молодого немца было жесткое, заросшее золотистой щетиной лицо, на лбу багровела ссадина. «Вер ист да? — спросил Федя. — Шнель антвортен! Лейтенант, осмотрите пленных, нет ли оружия!» Лейтенант вспыхнул, буркнул: «Рыбин, кто тут старший по званию!», но подошел к немцам и ощупал их. Мужчины мрачно, настороженно молчали, а девушка, показав на свою повязку с красным крестом, пояснила, что они занимаются похоронами убитых. Живут тут, в этой кирхе, отпевают и хоронят мертвых.
Поманила рукой: идите сюда, вот сюда, тут рядом. Федя показал стволом автомата: вперед, мы следом, и мы все пошли через мелкий кустарник, по какой-то вязкой, истоптанной, в бурых потеках тропе. Идти далеко не пришлось. Через несколько минут мы стояли на краю обширной и глубокой ямы, которая наполовину была заполнена трупами. Тут же валялись какие-то веревки с петлями, и девушка, заметив, что мы смотрим на эти веревки, пояснила, что ими они и таскают убитых. «Что-то мне не нравится этот молодой, — тихо сказал Федя лейтенанту и крикнул: — Ду бист офицер?» Мужчины молчали, молодой угрюмо смотрел на Федю, а девушка торопливо проговорила: «Найн, герр капрал, ер ист… м-м-м, думкопф! — и она покрутила пальцем у своего виска. — Майне брудер, ферштеен зи? Ер ист кранкен… м-м — голова, больной голова!»
Федя размышлял. Немцы шумно, хрипло дышали. По лицу «дурака» катились крупные капли пота. «Черт с ними, — сказала Людка. — Пускай живут. Идемте к костру, ребята». И мы пошли назад. Немного помедлив, забрав веревки, немцы последовали за нами.
А над башней кружили два сокола. Была весна, и птицы готовились подновить гнездо. Что-то насчет соколов крикнул монах? Ах да, мол, раз они вьют гнездо, значит, все вернется, все со временем будет так, как и было. Ведь не раз и не два горел этот замок! «Кажется, в группе Сашки Лобова есть карабин со снайперским прицелом? — вечером у костра спросил Федя и крикнул: — Лобов, винтовка у вас снайперская есть?» Да, винтовка такая была, и, отодвинув котелок с кашей, Федя направился к «доджику», о чем-то он там поговорил с лейтенантом и ушел к замку. Вскоре послышались выстрелы. Минут через сорок Федя вернулся, сказал: «Всех укокошил. Чтоб тут больше не возникло это тевтонское гнездо». Кого «всех»? Птиц? Или и тех, троих? Я еще тогда хотел его спросить, но отчего-то не спросил, да и позже, но почему не спросил? Боялся, что он кивнет: «Да. Всех. И отстань». Как все это страшно. Даже дым от костра в тот вечер не мог отбить тяжкий, густой запах мертвечины, казалось, что этот отвратительный запах исходит и от каши, хлеба, чая…
Однако пора. В следующий раз я приеду сюда, когда тут начнутся поисковые работы. Действительно ли тут есть подземные ходы, галереи и помещения? Что там погребено в них? Сигналит «жигуленок». Иду, иду!
Едем. Молчим. Мелькают деревья. Час езды, и вот око, обширное, заросшее мелколесьем поле, где во время войны был «Шталаг № 8 А», о котором в своем письме сообщала Ядвига Бонащикова.
— Даже бетонные столбики повалились, — говорит Авенир Петрович. Выходим из машины. Осматриваемся. Эти холмы — могилы…
— Осенью сорок пятого нас, школьников старших классов, привезли сюда, — вспоминаю я. — Сюда катили десятки грузовиков с солдатами, офицерами, гражданскими, в том числе и немцами. День был жарким, душным, слой земли над огромными могилами был тонкий, и земля шевелилась. Гнилостные газы бродили в трупах, и там вдруг рука сама собой высовывалась из-под земли, там нога, там голова приподнималась, и мертвец глядел на живых людей воловьими, выпученными глазами из черепа. Нас всех специально привозили. Чтобы увидели, сколько убито наших. Было много красных знамен. Трибунка. Речи: «Мы о вас никогда не забудем! Мы поставим вам золотые памятники!..» Сколько всего погибло? 541 одиночное захоронение и 14 могильных рвов, каждый на 5 тысяч…