— Тут ведь были пленные и других национальностей, — говорит Овсянов. — Бельгийцы, поляки, французы. Их останки вывезли и похоронили с почестями, под барабанный бой, на родине. Их отыскивали в индивидуальных захоронениях по карте, которую составил священник кирхи в Кляйн Дексене, нынешнем Фурманове. Он отмечал умершего, ставил номер на могиле и в своей тайной карте, но французы, когда откапывали своих, измеряли скелеты, у них были данные по росту погибших… А наших ребят — всех скопом, в одну яму…
А потом мы с полковником побывали и на бывшем наблюдательном пункте штаба 3-го Белорусского фронта, на горе Фуксберг, откуда прекрасно просматривался Кенигсберг. Говорят, когда командующий фронтом Василевский сказал: «Где это вы придумали сооружать наблюдательный пункт? Гора ведь отлично видна из города! Каждый дурак там, в Кенигсберге, решит: вот ведь отличное место для наблюдательного пункта!» — то услышал в ответ от командующего 43-й армией А. П. Белобородова, это его военные строители сооружали НП: «Вот поэтому тут и построили. Ведь какой дурак решится на подобное!» Немецкая разведка очень быстро обнаружила подозрительно оживленное движение машин и людей возле Лисьей горы, и в штаб Отто Ляшу доложили, что русские построили наблюдательный пункт на Фуксберг. Ляш отмахнулся: «Они что, круглые дураки? Обстрелять? Нет! Снарядов и так не хватает. Ну, хорошо. Бросьте туда несколько снарядов». Один снаряд попал в угол господского дома, на чердаке которого был наблюдательный пункт, и осколки штукатурки слегка поцарапали красивое кавказское лицо генерала И. Х. Баграмяна. Василевского же в этот момент на горе не было. Когда пленному Ляшу на его вопрос, где был НП Василевского, сообщили, что на Фуксберг, он был потрясен.
Мы заехали сюда с Авениром Петровичем, чтобы посмотреть на… Кенигсберг. Да-да, он тут, весь огромный город, со всеми улицами, кварталами, площадями, домами, соборами, кирхами и замком. Этот игрушечный город-макет, площадью 36 м2
, был построен незадолго до штурма Кенигсберга, по предложению и под руководством офицера инженерного управления 1-го Прибалтийского фронта, уже знакомого нам Арсения Владимировича Максимова. В течение 10 суток в небольшом домике на окраине уже взятого войсками Красной Армии города Велау шла лихорадочная, днем и ночью, работа. Сто человек рисовали, клеили маленькие домики, форты внешнего и внутреннего оборонительных обводов, улицы и улочки, переулки, парки, ручьи и озера. И — оборонительные сооружения, которые были обнаружены как с воздуха, так и с земли разведчиками, которые засылались в притаившийся, напряженно и страшно ждущий начала штурма Кенигсберг. Когда фанерно-картонный город был построен, то круглые сутки — поглядеть на него, изучить расположение его улиц и площадей — приходили сотни офицеров, командиры дивизий, полков, батальонов, командиры штурмовых групп; приходили летчики, артиллеристы и танкисты. Приходили, чтобы изучить «свой» участок, чтобы представить движение своей боевой группы, отряда, чтобы не запутаться во время боя в лабиринте улиц древнего города. Чаще всего давал пояснения охрипший, измученный, с красными от бессонницы глазами старший лейтенант Максимов. Он построил этот город для того, чтобы внимательно слушающие его люди взяли Кенигсберг штурмом, фактически чтобы разрушили, уничтожили его, ибо иначе вряд ли можно было овладеть этим мощнейшим оборонительным сооружением… Потом, уже на «гражданке», став архитектором города, пытаясь что-то восстановить в нем, он часто вспоминал те нервные, лихорадочные дни, предшествовавшие штурму Кенигсберга. Как все сложно, не правда ли? Созидать, чтобы уничтожить, уничтожить, чтобы созидать…— Итак, начнем? Мы собрались сегодня, чтобы обсудить некоторые дела наши, связанные с поиском исторических ценностей, чтобы поразмышлять о некоторых моментах и направлениях деятельности нашего отделения Фонда культуры. — Стихают голоса, шелест бумаги, скрип стульев. Кажется, все, кто нам нужен, активисты Фонда, тут? «Весьма уважаемая Елена Стороженко», Ольга Феодосьевна Крупина; моложавый, красивый, офицерская выправка — наш уже не полковник, а запасник Авенир Петрович Овсянов; Василий Митрофанович Тарабрин дует в стекла очков, просматривает их на свет, рядом с ним сидит Инна Ивановна Мирончук… Овсянов, обычно сдержанный, строгий на вид, сегодня оживлен, улыбается, будто тоже хочет поведать нам нечто такое, что нас всех обрадует. Пожалуйста!
— Письмо пришло из ФРГ, от племянника Иоганна Шиффердеккера, основателя пивного завода «Понарт». Пишет, что в ледниках пивоварни может быть запрятана не только Янтарная комната, но и ценности самой пивоварни… Кстати, сегодня мы договорились побывать там, будем вести переговоры с дирекцией о поисковых работах. — Улыбается таинственно. — Есть у меня еще кое-что, но это потом, чуть позже, хорошо?