Наш старый знакомый, генерал от инфантерии Отто Ляш, награжденный Гитлером за успешные бои в России рыцарским с дубовыми листьями крестом, назначенный фюрером командующим Восточно-Прусским округом, так рассказывает о нем: «В ночь с 26 на 27 августа 1944 года английская авиация совершила налет на Кенигсберг, в котором участвовало около 200 самолетов. От налета пострадал почти исключительно район Марауенгоф, между Гранцер-аллее и Герцог-аллее. На юге бомбежка ограничилась Кольцевым валом, не затронув внутренней части города. Поскольку на Гранцер-аллее располагались административные учреждения, казармы, а в Роттенштайне военные мастерские, склады, этот налет, пожалуй, еще можно расценивать как нападение на военные объекты. Жертвы составили примерно тысячу убитыми, около 10 тысяч человек остались без крова. Повреждено примерно 5 процентов зданий. В ночь с 29 на 30 августа последовал новый налет английской авиации, в котором участвовало около 660 бомбардировщиков. Первые бомбы упали 30 августа в час ночи. В противоположность первому налету объектом нападения явилась исключительно внутренняя часть города. Место бомбежки было точно обозначено осветительными ракетами, то есть это был чисто террористический налет на густонаселенные, тесные городские кварталы. Со всей жестокостью противник успешно испробовал новые зажигательные бомбы, вызвавшие повсеместно пожары. Число убитых составило почти 2400 человек, оставшихся без крова — более 150 тысяч, разрушено и повреждено, считая и предыдущий налет, до 48 процентов зданий. От бомбежки пострадали только кварталы жилых домов, а из общественных и административных зданий — те, что располагались в жилых кварталах или по соседству с ними, например старые хранилища на Хундегатт (место погрузки судов)… Жертвой этого воздушного налета было и здание штаба округа на Гранцер-аллее. Командование округа было поэтому переведено в форт Кведнау, расположенный на северо-восточной окраине города…»
Бессмысленный, жестокий налет. Залив весь город ослепительным, мертвяще-белым светом, огромные «летающие крепости», «бристоли», «ланкастеры» покрыли центр города сплошным бомбово-напалмовым огнем, ведь именно тогда, в августе сорок четвертого года, впервые в такой массе было испробовано американское изобретение: зажигательные бомбы, начиненные напалмом. Ослепив зенитную артиллерию, из глубин черного августовского неба, будто космические звезды, сияли «аэролюстры», медленно, плавно опускавшиеся на охваченный пожаром город.
В две ночи было уничтожено почти все, что создавалось тут семь столетий: жилые кварталы, древние улочки и уютные магазинчики, костелы и кирхи, Королевский замок с его тронным, «Московитским» и прочими залами, с его «историческим» кабачком «Блютгерихт», древнейшее здание города — Кафедральный собор, к одной из стен которого прижался саркофаг с прахом великого философа Иммануила Канта. Старое («Альбертина») и новое здание университета, «Новый» театр на Хуфен-аллее, где когда-то игрались трагедии великого Шекспира и где после тридцатого года чаще, чем спектакли, разыгрывались фарсы «единения партии и народа», главным актером в которых был сам гауляйтер Эрих Кох со своими «коричневыми». Казалось, наступил конец света. Да так оно и было на самом деле для многих кенигсбержцев, мечущихся по горящему городу, пытающихся через ревущий, воющий ад пробиться к Прегелю и Обертайху, озеру в центре города, но и там спасения не было: вода горела, залитая напалмом. По забитым бегущими неизвестно куда людьми улицам со страшными воплями метался горящий слон, топча людей. Слона застрелили утром из противотанкового ружья и волокли потом за город по Альте Пиллау-ландштрассе, привязав стальным тросом за ногу к танковому тягачу; черный кровавый след тянулся за ним по серой, засыпанной битым стеклом брусчатке.
«Этот город больше не существует, — сообщалось спустя несколько дней в английской газете „Британский союзник“, выходящей в СССР. — Эти две „английских“ ночи оставшиеся в живых немцы запомнят навсегда».
…Итак, замок сгорел. А Янтарная комната? Столько лет поисков… Яблоки, груши. Долги, достигшие угрожающих размеров. Все более настойчивые кредиторы, требующие возврата своих, взятых под большие проценты, денег, запущенное хозяйство. И — янтарь, письма, запросы, поездки, справки… «Уважаемый господин Кнебель! Как Вам известно из моих писем, в Кенигсбергском замке находился знаменитый „исторический кабачок „Блютгерихт““. Известно, что директор этого ресторанчика Пауль Фейерабенд был дружен или, по крайней мере, хорошо знаком с Альфредом Роде, тот часто бывал в ресторане. Несомненно, Пауль Фейерабенд мог что-то знать о Янтарной комнате. Не имеется ли у вас о нем каких-либо сведений? Его адрес? Я был бы Вам так признателен, уважаемый господин Кнебель, так признателен!»