Пятая версия

Дети умирали от вечного холода и от вечного недоедания, от тоски по родному дому, папе, маме. И очень старались найти янтарь именно того цвета, какой нужен был вертлявому, в очках господину, время от времени приезжавшему из Кенигсберга. Счастливчика не обманывали, давали дополнительную порцию вареной капусты и отпускали в барак с работы на два часа раньше: старайтесь, дети, и вы будете достойно и честно отблагодарены!

Работа по монтированию Янтарной комнаты шла медленно. Но не только техническая сторона дела беспокоила доктора. Очень часто звонил гауляйтер, торопил. Очень часто в замок приезжал обер-бургомистр Кенигсберга господин доктор Вилль, осматривал янтарные изделия, хмурился, ходил по гулкому помещению, тяжко опираясь на трость. «Надо быстрее монтировать панели на стенах, господин Роде, быстрее, — говорил он перед уходом, — а не то уплывет это янтарное чудо в другие края». Да, не только технические сложности волновали Альфреда Роде. С того самого момента, как «Бернштайнциммер» прибыла в Кенигсберг, это янтарное чудо, оцененное в 20 миллионов рейхсмарок, будто магнитом тянуло к себе высокопоставленных партийных и государственных, невероятно влиятельных в Германии лиц! Без конца писал жалобы в штаб-квартиру фюрера Альфред Розенберг, у которого Кох сумел утащить Янтарную комнату буквально из-под самого носа. «Дорогой партайгеноссе Кох! — писал Розенберг имперскому комиссару Украины, гауляйтеру Восточной Пруссии. — Янтарная комната должна вернуться именно туда, откуда она была вывезена двести лет назад… Там, в Берлине, это янтарное чудо будет символизировать величие третьего рейха. Я говорил на этот счет с фюрером, и фюрер согласен. Поэтому я прошу вас…» — «Дорогой партайгеноссе Розенберг! — отвечал ему в Ригу Кох.

— Янтарная комната должна находиться именно в Кенигсберге, как символ величия третьего рейха, незыблемости его границ. Я говорил об этом с фюрером, и фюрер согласен. Поэтому я прошу вас…» Нажимали на Коха военные. Сам Кейтель требовал от Коха, чтобы он переправил Янтарную комнату в армейский музей города Бреслау, ведь это — добыча военных. Без конца звонил Герман Геринг и обещал расширить самолетосборочные заводы «Фокке-Вульф» и «Юнкерс», если «дорогой партайгеноссе отдаст ему комнату», но если «дорогой партайгеноссе» заупрямится, то… Но что Коху, находящемуся в это время в Ровно, толстяк Герман Геринг? Он выстоял против него и Гиммлера на самой заре своей политической деятельности, в тридцатом году, так что и тот, и другой ему теперь, когда Гитлер уже утвердил его в должности «имперского комиссара» Москвы и гебитс-комиссариата «Москва»?! Но все же поторапливаться надо, Роде! И, появляясь в Кенигсберге, Кох, проведя то или иное совещание в «Коричневом доме» на Параден-плац, отправлялся в замок. «Как дела, Роде? В чем нужна помощь? Торопитесь, Роде. Нужно быстрее собрать „Бернштайнциммер“ из этих панелей, чтобы можно было сказать: комната создана. Разве можно будет ее вновь размонтировать?»

«В конце октября 1942 года работы были завершены. Вспыхнули огни великолепных люстр, распахнулись отреставрированные, привезенные из Царского Села двери, и в Янтарную комнату вошли самые первые, самые почетные для доктора Роде посетители: имперский комиссар Восточной Пруссии и Украины Эрих Кох, обер-бургомистр Кенигсберга доктор Вилль, владелец заводов и представитель местных и общегерманских промышленных кругов и тоже „доктор“ Дзюбба, новый, сменивший фон Лееба, командующий группой армий „Норд“ Георг Кюхлер, у которого оказались „срочные дела“ в Кенигсберге, и другие крупные партийные, государственные, военные и иные чины. Был приглашен и Розенберг, но приехать не смог: дела, дела, дорогой партайгеноссе, как сообщил он Коху из своего „остляндского“ штаба, и то, забот у Розенберга было много. Выполняя приказ Гитлера о „подборе“ наиболее выдающихся произведений и ценностей Курляндии для будущего „Музея всех народов“ в Линце, Розенберг активно „прочищал“ запасники и тайные склады музеев и дворцов Курляндии, рейхскомиссариата „Остлянд“, объединившего в себе „генеральбецирки“ „Эстлянд, Леттлянд, Литауен и Мемелланд“. Собственно говоря, Розенберг уже успокоился. Понял, что не получит теперь никогда Янтарную комнату, ибо этот „коричневый князь“ Кох входил во все большее уважение у Гитлера, все укреплял свое влияние в рейхе, но и бог с ней, с комнатой: Розенберг обнаружил в своем рейхскомиссариате такие сокровища, упрятанные пока, в „стеклянные ящики“ монастыря-крепости под Псковом, перед которыми весь этот янтарь, наклеенный на доски, был сущим пустяком, касалось ли это художественной или чисто материальной ценности „Бернштайнциммер“»…