— Да все очень просто. В одних немецких книгах сообщалось, что дом погиб во время войны, в других — что «нынешняя его судьба неизвестна». Вот так как-то и привыкли к мысли, что он не сохранился… Однако Леонард Александрович нас уже, наверно, ждет.
— Да-да, еду за ним, к «Уюту». Слушаю тебя.
— В общем, нам ничего не было известно о домике, где Кант работал в летнее время, где хранился его знаменитый полный рукописей сундук. Говорят, будто перед смертью Кант оставил завещание, в котором была и такая строка: «Все мои незавершенные работы, рукописи, записки и письма, все сложить в сундук. Запереть и поставить в моем доме. А ключ от сундука выбросить в реку Прегель». Когда в 1924 году создавался музей Канта в домике лесничего, там и был поставлен этот сундук.
— А что с ним? Где он?
— Исчез! Так вот, о самом домике. Как-то к нам в университет поступила бандероль из Западной Германии, от почитателей Иммануила Канта. С благодарностью, что мы не забыли про него, что создали музей Канта, проводим регулярные Кантовские чтения. В бандероли были различные работы о Канте и несколько фотографий с надписью: «Домик лесничего Вобзера, где в летнее время работал Кант». Внутренний вид, комната Канта, окна с характерными переплетами, кафельная печь, сундук. И на обороте обозначен адрес: «Модиттен, пригород Кенигсберга». Замечательно, но на какой улице находился дом? Ведь там сотни домов! Искали, но не нашли. Точный адрес узнали в 1981 году, когда по решению ЮНЕСКО в Риге проходил международный семинар, посвященный двухсотлетию «Критики чистого разума». И вот там-то один из западногерманских ученых как-то странно, в уголке зала, оглянувшись, шепнул мне: «Юдиттер Аллее, 200». Чего он опасался? Или просто вот так шутил?
— Не знаю-не знаю, но ведь и взрослые любят шутить, играть в тайны.
Ольга смеется, но смех ее нервный, как бы растерянный, и вся она нервная, импульсивная, порой несдержанная, в особенности когда видит, что происходит нечто скверное, несправедливое. Конечно, сейчас ее волнует лишь одна глобальная проблема: домик Канта! То кладет себе на колени папку с документами, обмерами, фотографиями, то поправляет узкой рукой пепельные прядки волос, легкий шарфик, повязанный на шее. Помню, как мы познакомились с ней: катила по асфальту, к университету, огромный гранитный шар, видимо, ядро от какой-то древней гигантской пушки. Отбила его, а точнее, выкупила у строителей, которые хотели скатить этот шар в траншею с кирпичным боем… А вот и профессор! Притормаживаю, и в машину садится легкий, подвижный и стройный, как юноша, профессор университета Леонард Александрович Калинников, общественный директор университетского музея Канта, заведующий кафедрой философии. Крепкое рукопожатие. Вся комиссия в сборе.
Через десяток минут мы уже мчим по бывшей Юдиттер Аллее, нынешнему проспекту Победы. Когда-то этот район был обширным зеленым пригородом старого города, с парками, незаметно сливающимися с лесами, каналами, небольшими речушками и ручьями, заросшими тростником озерами, на которых было так много уток. А в лесах обитало всякое зверье. Зайцы, кабаны, косули, лоси, охотиться на которых можно было, лишь получив специальное разрешение у главного восточнопрусского лесничего господина Вобзера, почитателя творчества Иммануила Канта. И как-то у доброго мечтательного лесничего родилась мысль: ну что он там летом томится в пыльном, душном и шумном городе? Сел, сочинил письмо: «Высокоуважаемый господин Иммануил Кант! Восхищенный Вашим гением, я, простой, грубый прусак, решился обратиться к Вам и пригласить Вас на лето ко мне, в тихий и покойный край Природы. Есть тут у меня небольшой, но весьма уютный и годный для умственного творчества домик на берегу ручья Модиттен»…
Однако приехали. Вот и домик.
— Не понимаю, не понимаю! — говорит Калинников.
— Оля, дайте карту. — Ольга Феодосьевна достает карту, мы расстилаем ее на траве. — Тут же все абсолютно совпадает: вот ручей «Модиттенбах, текущий слева, если стоять лицом к Морскому каналу», как сказано в описании дома и его окрестностей! — Становится лицом в ту сторону, откуда слышен протяжный рев тифона: какой-то теплоход или покидает, или входит в порт, возвращаясь после долгого плавания. — Вот: ручей слева, домик справа, и по странам света он точно совпадает с картой.
— Достает компас, кладет его на карту. — Пожалуйста, вот дверь, которая смотрит на север, а окно комнаты Канта — на юг и запад. Ведь все так? Оля, сразу все записываем, да?
— Да, конечно, — Ольга Феодосьевна подает профессору большую фотографию. Снимок сделан как раз с того места, где мы сейчас стоим. Профессор поднимает ее, как бы проецируя на домик, а Ольга показывает: — Все совпадает. Одноэтажный, под крутой черепичной крышей, так называемой фахверковой постройки дом, когда вначале строился каркас из дубовых балок, а потом между ними укладывался кирпич или камыш с глиной.