Его каштановые волосы потускнели под дождем, челка упала на лоб, и руки чесались убрать ее. Обнять Тони, зацеловать, попросить, чтобы сказал: все будет хорошо. Но это была ложь, всегда. Он знал об этом. Она тоже знала.
– Ты мне никто, – отчеканила Джун, и горло свело от ужаса. Она заледенела внутри, заметив, каким потухшим вдруг стал взгляд серых глаз, и в порыве отчаяния ступила к Тони, чтобы забрать слова назад. Но он вскинул руки и попятился, словно она была прокаженной, а потом огляделся и быстро перешел дорогу, исчезая из поля зрения.
А Джун стояла и не могла шелохнуться, онемевшая от шока, что смогла. Сказала. Разрушила.
Вампирша.
Где мята, бергамот, Рождество? Почему вместо них – дождь, пустота, лютый холод?
Джун ненавидела себя.
Мистер Кларксон предупреждал, что от эмоциональных откатов никто не застрахован. Вернется причина боли – вернется и жажда впасть в самоедство. Причину нужно искоренять, ее нельзя подавить и сделать вид, что все хорошо.
Нельзя встретить миссис Паркер и беззаботно улыбнуться.
Если Фрэнк был для малышки Бэмби богом, то миссис Паркер – дьяволом. Джун надеялась, что прошлое в прошлом, но практика доказала обратное. Она так и не научилась защищать себя перед лицом дьявола, потому что в глубине души до сих пор верила в бога – но не верила в себя. Жизнь в Иден-Парке с самого начала казалась временным счастливым сном, который обязательно закончится.
Правда, Джун не подозревала, что именно она всё и закончит.
На плечи опустилась теплая тяжесть. Пальто, которое забыла в спешке. Чужое прикосновение показалось знакомым.
Принц Паркер.
– Пойдем, отвезу тебя домой.
– Не нужно. Я сама, – безжизненным тоном ответила она.
Но Крис проводил ее до машины.
– Я его спровоцировал, я не должен был, – устало извинился он, но Джун замотала головой:
– Дело не в тебе, а во мне. Во мне, понимаешь? – Она грустно улыбнулась, пожав плечами, мол, что ж поделать, люди не меняются, а испорченную деталь не починишь, ее можно только выбросить.
– Что от тебя хотела моя мать?
– Ничего. Обсудили концерт, – соврала Джун, и Крис нахмурился:
– Не позволяй ей руководить собой. Она привыкла получать все, что хочет, особенно от слабых.
– Я не слабая, – огрызнулась Джун. Ну чисто Цезарь с розовым намордником в заложниках у капризной девочки. Жалкая картина бессмысленного сопротивления.
– Верю. И все-таки пришли мне сообщение, когда доберешься домой, – попросил Крис, и она пообещала. Захлопнула дверь и отправилась домой.
Как никогда тянуло в уютное забвение.
В Иден-Парке дождя не было. Зачарованное место.
Генри, его дочка Элиза с маленьким Фрэнком, а также близнецы Моби и Дик что-то бурно обсуждали у подъезда. Моби размахивал страницей и тыкал в нее пальцем. Маленький Фрэнк спал в переноске.
– Джун! Как ты вовремя. Мы составляем список выпечки на рождественскую ярмарку. Присоединяйся!
– Не сейчас, у меня голова гудит, – извинилась она и поднялась к себе. Переоделась в теплую пижаму, взяла красную коробку с безделушками из прошлого и спряталась ото всех в библиотеке.
Пару дней назад Джун догрызла последнюю плитку шоколадки, а новых не купила, но на всякий случай провела рукой в проеме за книгами и нащупала новую заначку.
Тони принес… Джун достала красиво упакованный в зелено-золотую бумагу подарок и услышала эхо собственных слов.
Она осторожно забралась на кушетку с ногами, прижимая к себе красную коробку и новую шоколадку, и заплакала навзрыд. Слезы полились, как из автополива, установленного рядом с магнолией Иден.
Как она могла?! сказать такое
Когда-то она страдала из-за того, что не могла задеть младшего Андерсона за живое, а сегодня отдала бы что угодно, лишь бы ее слова не ранили его. Отмотать бы время на час, взять черствые слова назад, обнять Тони и признаться ему в любви, сказать, что все будет хорошо, потому что она не позволит чужим людям решать за них двоих.
Душа, разорванная в клочья, билась в агонии, а Джун искала путь в прошлое, чтобы переписать этот проклятый день и не видеть, как гаснет свет в глазах любимого человека.
Нет-нет, все еще может наладиться. Нужно дождаться Тони, рассказать ему об угрозах миссис Паркер и вместе решить, что делать…
Но от мысли, что Иден-Парк продадут чужим людям, становилось тошно и жутко. Это ли не настоящий кошмар – стать причиной краха близких людей, которые однажды тебя спасли?
Джун вздрогнула, когда Генри тихо постучал в деревянный торец стеллажа.
– Джун, ты будешь ужинать?
– Да, позови меня, когда Тони придет, – спохватилась она.
– Я звонил ему, он попросил, чтобы его не ждали.
Джун сникла.
– Тогда я тоже ничего не хочу. Спасибо.
Генри, самый понятливый человек на свете, подбадривающе улыбнулся и ушел, оставив ее в покое.
Тони долго не возвращался, и Джун разволновалась. Она позвонила ему, но он сбросил. И снова – через час, два, три…