Пятьдесят свиданий с врагом

Не такой, как твой отец.

И слава богу.

Но задобрить себя не получалось. Какое к черту доверие, когда от ревности ныла даже спина, будто плитой придавленная? Образы Тони в компании столичных красавиц истязали, душили. Сколько их было когда-то, всех лиц не вспомнить. Тони менял девчонок легко, словно сезонную моду.

Легко ли он поменяет малышку Бэмби?

Этот вопрос выстудил кровь, пробиравшись под кожу ледяными искрами.

Чтобы отвлечься, Джун нашла бутылку бренди, которую оставил Тони когда-то, и пригубила, скривившись, а потом выплюнула. Нет, не докатилась еще. Даже любовь не стоила того, чтобы спиться от горя. Лучше уж новую шоколадку попробовать. Она сорвала обертку с подарка Тони и отгрызла уголок, выдохнув с облегчением.

Какая ирония. Нормальные люди в библиотеке читали, а Джун ела сладости. А Тони курил. Та еще парочка библиофилов, не умевших справляться со слабостями. После всего, через что они вдвоем прошли, Тони все еще бесился при виде Криса Паркера, а Джун теряла рассудок при появлении Дьяволицы Нэнси.

Отложив шоколадку, загнанная в угол Бэмби открыла блокнот в телефоне и удалила файл, посвященный борьбе с враньем. К черту статистику. Толку от нее, если ничего не работало, лишь чувство вины вернулось. Вместо этого Джун создала «чистый лист» и начала записывать текст для новой песни, чтобы дать выход противоречивым эмоциям, терзавшим похлеще выжженных на запястье воспоминаний…

Джун просидела в библиотеке до рассвета. Когда услышала шаги, то не сразу отреагировала, настолько устала: сознание замедлилось, мысли рассеивались. Она поднялась, кое-как причесав волосы пальцами, вышла из укрытия – и застыла.

Тони был пьяный, растрепанный, бледный. Значит, гулял до утра.

Его серый свитер пропах чужим запахом, за километр несло отвратительным приторно-терпким ароматом.

У Джун сердце сжалось.

Тони не сразу ее заметил. Он стоял и смотрел в пустоту, пока наконец не обратил на нее внимание.

– Что такое? – хмуро спросил он. – Почему ты здесь сидишь?

– Тебя жду. Хорошо, что ты вернулся.

– Я здесь, вообще-то, живу, – ехидно сказал он и подтянул к локтям рукава свитера, привлекая внимание к сбитым костяшкам.

– Надеюсь, ты не вел машину в таком состоянии.

– Нет, меня подвезли добрые люди.

– Ты был не один?

– С друзьями. Обсудили общие темы.

– Не притворяйся, ты понимаешь, о чем я.

Скажи, что не заглушал боль в чужих объятиях.

Скажи, скажи.

Но Тони разозлился. Его голос был полон усталой ярости и безнадеги:

– Нет, Джун, не понимаю. Я правда пытался тебя понять, но ни черта не выходит. Ты сама предложила говорить правду, а теперь стоишь, как неприкаянная, и боишься спросить прямо.

Да, она боялась. Кончики пальцев похолодели – так она боялась.

Тони сорвался с места, подошел и крепко сжал ее плечи.

– Ну что, чем я пахну, Рождеством или сексом? Давай, спроси меня. Спроси меня, Джун!

От него разило алкоголем и чужим запахом.

От него разило тленом.

Она закрыла лицо дрожащими ладонями, а потом провела ими по волосам, ощущая, какие неправильные, спутанные у нее волосы.

Все было неправильно, снова.

Ее молчание чудесным образом отрезвило Тони. Наверное, она показалась ему все той же напуганной глупышкой, какой приехала в Иден-Парк пять с половиной лет назад. Он посмотрел презрительно, а потом тихо, надрывно произнес:

– Пошла ты к черту.

Он отпустил ее и оставил одну, в теплой пижаме, с заледеневшим сердцем, со спутанными мыслями и волосами.

Проклятые волосы, ну почему они вьются?!

После бессонной ночи, с отупевшим сознанием, Джун плохо соображала. Она осталась в библиотеке и наивно попыталась отогреться в лучах декабрьского восходящего солнца, сидя на подоконнике. Но так и не отогрелась…

На учебу она в итоге опоздала. Не страшно. Последний день семестра, ничего важного. «Хвостов» у Джун не было, успеваемость отличная. А толку? Исключат скоро. Она не верила, что миссис Паркер сдержит слово и отзовет претензии к личности Джун Эвери. Но на фоне ссоры с Тони даже вылет из универа померк. Пусть что хотят делают. Главное, чтобы профессора Делауэра оставили в покое.

Настойчиво дозванивалась Фрейя. Сил на общение не было, но подруга не сдавалась, и Джун согласилась прийти на обед в университетский кафетерий. Там она плюхнулась за свободный столик и маленькими глотками начала пить двойной эспрессо, когда к ней присоединилась Фрейя.

– Что случилось?! – был первый вопрос подруги.

– Ничего.

– Тогда что это такое? – Она положила перед Джун планшет с открытым инстаграмом, где известная столичная инста-дива выложила селфи. Полуголая, в платье, которое нужно искать в микроскоп, она обнималась с парнем, целуя его в щеку… Вернее, не целуя, а облизывая ему щеку.

Ничего себе язык у нее длинный, как у муравьеда. Точнее, как у комодского варана или…

Джун поперхнулась, едва не свалившись с кресла. В глазах стало темнее, чем в чашке с кофе. Она кашляла, как припадочная, слезы брызнули из глаз.

В объятиях муравьеда был сероглазый шатен.

Тони Андерсон!

– Это когда… где? – прохрипела Джун.