Пятнадцать суток за сундук мертвеца

—    При чем здесь Лерка? — я поморщилась. — В кого-нибудь из ее поклонников. Их у нее целый табун.

—    Тайно влюблена?

—    Угу, тайно...

—    Ох, и любишь ты, Афоня, все таинственное. Прямо-таки подросток-переросток. И когда только повзрослеешь?

Я обиженно надулась и решила объявить сестрице бойкот на ближайшие пять минут. Вспомнив фотографию Валерии, я погрузилась в философские размышления. И почему так устроена жизнь? Казалось бы, чем Коля Лерке не пара? Оба высокие, красивые, стройные... Так ведь нет, выбрала себе какого-то ботаника-недомерка. Ладно бы еще человек хороший был, а то ведь игрок! Я допускаю мысль, что Наталья в силу известных причин могла и преувеличить кое-что. в своем рассказе. Полную ясность может нам дать только личная беседа с Валерией.

—    Ну что? — прервала мои размышления Клавдия.

—    А куда ж еще? К Сашке все равно не попадем,  а к Валерке на подстанцию поедем завтра с утра. Правда, меня немного беспокоит запертый в ванной Иван... Как, интересно, Сашка на него среагирует?

—    Обойдется как-нибудь, — беспечно отмахнулась Клюквина.

Лично я в этом сильно сомневалась. Мое шестое чувство упорно твердило, что подобный поступок просто так нам с рук не сойдет.

Возле дома нас поджидал сюрприз в виде долговязого Проши. Он был при параде: в дорогом костюме с лужниковского рынка, в новых очках и с уже оформившимся бланшем под глазом. Распахнутая куртка являла миру яркий галстук цыплячьей расцветки. В руках Проша сжимал по букету хиленьких гвоздик.

—    Где-то я его уже видела... — задумчиво пробормотала Клюквина.

Ответить я не успела. Прохор, завидев нас, сверкнул очками и устремился навстречу.

—    Здравствуйте, Афанасия, здравствуйте, Клавдия, — торжественно произнес он, вручая цветы.

—    Спасибо, конечно. А ты кто? — напрямик спросила Клавка. Судя по всему, последствия посещения Ефима она помнила лишь эпизодами.

Прохор растерянно захлопал здоровым глазом, а я коротко рассказала сестре обстоятельства знакомства с ним. Клавдия нахмурилась и не слишком любезно поинтересовалась:

—    И чего ты приперся?

—    Кхм... Я уже сообщал Афанасии, что имею кое-какое отношение к искусству. Если быть совсем точным, я являюсь совладельцем арт-галереи «Блюз»...

Прохор сделал многозначительную паузу, ожидая от нас какой-нибудь реакции. Мы с Клюквой — люди, далекие от высокого искусства. Не то чтобы мы совсем в нем не разбираемся: несколько раз даже выбирались в Третьяковку и на выставку в ЦДХ. Причем от выставки у меня остались воспоминания лишь о длиннющей очереди за билетами, жутком холоде и невыносимом желании сходить в туалет. Сама экспозиция как-то стерлась из памяти. В общем, сообщение Прохора о месте работы впечатления на нас не произвело. Однако это странно! Если вспомнить, где и как я познакомилась с Прошей и приплюсовать сюда его одежку от рыночного кутюр, то возникает вопрос: а не засланный ли казачок? По моим представлениям, совладельцы чего-нибудь (банка, нефтяной компании или арт-галереи) выглядят как-то иначе. И уж, во всяком случае, фонари под глазом не носят! Поэтому я насторожилась и подозрительно сощурилась.

—    Короче, Склихосовский! — поторопила Клавдия Прохора.

—    Я хочу купить у вас обе картины! — выпалил он на одном дыхании.

Недовольство Клюквиной как ветром сдуло. Она широко улыбнулась и торжествующе посмотрела в мою сторону. А я, обрадовавшись случаю избавиться от Фиминой мазни, воскликнула:

—    Да забирай бесплатно! Мы будем только рады изб,..

Клавка отвесила мне увесистый подзатыльник, и я заткнулась, а она радостно запела:

—    Чего ж мы на улице-то стоим! Прошу, прошу... Подобные вопросы на ходу не решаются. Сейчас чайку-кофейку попьем, все обсудим, еще раз на полотна взглянем! Пройдемте!

Клавка подхватила Прошу под руку и, весело щебеча, увлекла его в подъезд. В эту минуту я впервые в жизни вспомнила, что, помимо русского литературного языка, есть еще и разговорный. Мои великовозрастные ученики, слава богу, владеют им в совершенстве, и я успела кое-чему у них научиться.

Дома Клюквина развила чрезвычайную активность. Прохора она усадила в удобное кресло и мгновенно материализовала безупречно накрытый к чаю стол. Меня, к примеру, Клюква не кормила черной икрой, шоколадом «Моцарт» и вишневым вареньем (его я сама втихаря таскала из Клавкиных запасников). Обида, возникшая еще у подъезда, зрела с невероятной быстротой и вскоре приобрела угрожающие размеры. Проше суета вокруг его персоны явно нравилась. Он вальяжно закинул ногу на ногу, слопал три (!) бутерброда с икрой и полвазочки карамелек. Жизнь показалась мне совсем пресной. Я затаилась в предвкушении контрольного удара. Почему-то очень хотелось нанести этот удар в здоровый глаз Прохора.

—    Так, ну а теперь поговорим о деле, — вежливо напомнила Клюква. — Значит, говоришь, желаешь купить наши картины. И какая цена? Предупреждаю, стоимость данных шедевров нам хорошо известна! Мы специально экспертов из Третьяковки  приглашали. И вообще, мы тоже кое в чем разбираемся. Вон, Афанасия у нас почти искусствовед!