Пятое измерение. На границе времени и пространства (сборник)

– На большее я не иду.

Вот такая история. Поэтому, когда он пишет: «Сашенькины глупости», – что-то в этом есть, наверное, и еще, вы, наверное, правы. Но я не любитель…

– А младший из них кто был?

– Я думаю, Сашенька и был младший[15].

– В другой истории, которую я имею сейчас в виду, вытесненным оказывается как раз одаренный старший брат. А любим – неодаренный младший. Он к тому же еще и младшенький.

На таком анекдоте построен один из моих самых любимых романов – «Перигрин Пикль» Смоллетта. Мы его здесь отчасти печатаем: избыточная и как бы безответственная одаренность вызывает раздражение. Вариант Моцарта и Сальери. В «Перигрине Пикле» – крайний случай: одаренного красавца и остроумца преследует всю жизнь собственная мать. История строится с большим юмором и чувством стиля.

– Это грустная вещь – старость. Чтобы разбирать, кому из них какая шутка юности принадлежала, – вы представляете себе, как там обстояло с чувством юмора?

Это очень тяжело. Я наблюдал несколько случаев, когда людям приходилось доказывать, что это – они. По-видимому, можно было бы этого и не делать, но когда это перерастает, ослабив все, – то приходится: Глеб Горбовский написал «Когда качаются фонарики ночные» – народная стала песня. Он написал ее в 53-м году. Еще не став профессиональным поэтом. Еще и сейчас эта песня существует, а ему каждый раз приходится говорить – «Это я написал».

– И никто не верит…

– А Юз написал «Товарищ Сталин, вы большой ученый». И тоже находятся охотники сказать, что это не он сделал.

Это очень глупое положение – создать шедевр, который уходит в жизнь. Поэтому выковался этот мотив в моем черновике черновика черновика, который я сейчас здесь выбалтываю, – что авторство – это отнюдь не на бумаге и не в наградах. А авторство – это когда… Вот существует рейтинг по цитированию. До сих пор считается в науке самым ценным: так вот, сколько же бывает такого цитирования, когда автор неизвестен. Представляете? Тогда это все – твое? Я имею в виду даже не буквальное цитирование, а метод, подход – жест, внутренний жест. А чему хочется подражать? – только свободе. В общем. Когда свобода обретает выраженный рисунок. Этому подражает молодость…

Так что роль Сашеньки не может быть, таким образом, никак измерена.

По моим подсчетам по частоте употребления, образ, например, «гишпанца в горах Гишпании» и так далее, да и «гишпанка», – тоже были им изобретены. А потом они кочуют на правах общей собственности.

Теперь вот посмотрите – басня «Пятки некстати». То были Сашенькины «Незабудки и запятки», а теперь вот ей как бы вслед – «Пятки некстати»:

У кого болит затылок,Тот уж пяток не чеши!Мой сосед был слишком пылок

(Жил в деревне он, в глуши):Раз случись ему, гуляя,Головой задеть сучок;Он, недолго размышляя,Осердяся на толчок,Хвать рукой за обе пятки —И затем в грязь носом хвать!Многие привычки гадки,

Но скверней не отыскать —Пятки попусту хватать.

– И это Владимир?

– Это Владимир – вот, незачем пятки чесать. И это уже вводится в основной свод.

Если в первое собрание Пруткова Владимир Жемчужников и Сашенькины, и свои вещи не включает, то по второму разу он все включил свое. А Сашенькино – опять не включил. Вы понимаете?

Хотелось мне что-то еще процитировать обэриутское – из Сашенькиных. Хотя у Алексея Константиновича его «медицинские» стихи, наверное, впереди всего. Но все же – из Сашенькиных:

Увидя Юлию на скатеКрутой горы,Поспешно я сошел с кровати

И с той порыНасморк ужасный ощущаюИ лом в костях,Не только дома я чихаю,Но и в гостях.Я, ревматизмом наделенный,Хоть стал уж стар,Но снять не смею дерзновенноПапье-файяр.

Это, конечно, как-то очень смотрит в сторону Олейникова. А вот это – и Заболоцкого, и обэриутов: