Пятое время года

– Я. – Он протягивает руку и с любопытной осторожностью кладет ее на горку камней.

Ты хмуришься. Это даже бессмысленнее, чем обычно.

– Тогда… что это? Что-то, что позволяет тебе выглядеть как мы? – Ты не знала, что они так могут. Но опять же, камнееды ничего о себе не рассказывают и терпеть не могут, когда их расспрашивают. Ты читала отчет Шестого университета в Аркаре о попытках захватить камнееда для изучения две Зимы назад. В результате в Дибарсе был построен Седьмой университет – только после того, как они выкопали достаточно книг из-под руин Шестого.

– Кристаллическая структура – очень эффективное средство хранения. – Эти слова бессмысленны. Затем Хоа повторяет, четко. – Это я.

Ты хочешь еще порасспрашивать его, но затем решаешь, что не надо. Если бы он хотел, чтобы ты поняла его, объяснил бы. И в любом случае это не имеет значения.

– Зачем? – говоришь ты. – Зачем ты сделал себя таким? Почему просто не быть тем… что ты есть?

Хоа одаряет тебя таким скептическим взглядом, что ты осознаешь всю глупость своего вопроса. Ты позволила бы ему идти с тобой, знай, кто он такой? И опять же – знай ты, кто он такой, не пыталась бы остановить его. Никто не может запретить клятому камнееду делать то, что он хочет.

– Зачем стараться-то? – спрашиваешь ты. – Разве ты просто не мог… вы же умеете проходить сквозь камень.

– Да. Но я хотел идти с тобой.

Вот мы и дошли до самой сути.

– Почему?

– Ты мне нравишься. – И тут он пожимает плечами. Пожимает плечами! Как любой ребенок, которому задают вопрос, на который он не знает, как ответить – или не хочет. Может, это не важно. Может, это был просто порыв. Может, он, в конце концов, уйдет, следуя какому-то другому капризу. Один тот факт, что он не ребенок – что он вообще не человек, что ему, вероятно, несколько Зим, что он происходит из расы, которая не может действовать по прихоти, потому что это ржавски трудно, – превращает все в ложь.

Ты трешь лицо. Твои руки от пепла стали шершавыми, тебе тоже нужна баня. Ты вздыхаешь и слышишь, как он тихо говорит:

– Я не хочу причинять тебе страданий.

Ты моргаешь, затем медленно опускаешь руки. Тебе и в голову не приходило, что он на такое способен. Даже сейчас, когда ты знаешь, кто он, когда ты видела, что он может… тебе трудно думать о нем, как о пугающей, таинственной, непостижимой твари. И это более чем что-либо другое говорит тебе, почему он так поступил с собой. Он не хочет, чтобы ты его боялась.

– Рада слышать, – говоришь ты. И поскольку больше говорить не о чем, вы просто некоторое время смотрите друг на друга.

– Здесь небезопасно, – говорит он.

– Поняла уже.

Слова сказаны, покончено с лживым тоном и всем таким, и тут ты по-настоящему спохватываешься. Действительно удивительно, что ты чувствуешь себя паршиво. Ведь после Тиримо ты ненавидела людей. Но затем до тебя доходит – ты иначе вела себя с Джиджей и всеми остальными до того, как все это случилось с Уке. Прежде ты всегда старалась быть заботливее, спокойнее. Никогда не была саркастичной. Если ты злилась – то этого не показывала. Иссун не должна была быть такой.

Ну, ты не совсем Иссун. Не только Иссун. Больше нет.

– Другие, такие как ты, которые здесь, – начинаешь ты. Его личико твердеет – откровенный гнев. Ты с удивлением замолкаешь.

– Они не как я, – холодно говорит он.

Вот как, значит.

С тебя хватит.

– Мне надо отдохнуть, – говоришь ты. Ты шла целый день и, как бы ни любила мыться, ты не уверена, что готова раздеться и сделать себя уязвимой перед людьми Кастримы. Особенно с учетом того, что они просто держат тебя в заложниках своим милым тихим способом.

Хоа кивает. Он начинает снова завязывать свой узелок.

– Я буду стеречь.

– Ты вообще спишь?

– Иногда. Меньше, чем ты. Сейчас мне это не нужно.

Как удобно. И ты доверяешь ему больше, чем жителям этой общины. Не должна бы, но доверяешь.

Ты встаешь и идешь в спальню, ложишься на матрас. Это простая штука, просто солома и хлопок, набитые в холщовый мешок, но это лучше жесткой земли и даже твоего спального мешка, так что ты падаешь на него. Через пару секунд ты засыпаешь.

Проснувшись, ты не понимаешь, сколько прошло времени. Хоа свернулся рядом с тобой, как делал это последние недели. Ты садишься и хмуро смотришь на него. Он настороженно моргает тебе в ответ. Ты в конце концов качаешь головой, и ругаешься себе под нос, и встаешь.

Тонки уже у себя. Ты слышишь, как она похрапывает. Когда ты выходишь из дома, понимаешь, что не знаешь, который час. Наверху ты могла отличать день от ночи, несмотря на облака и пеплопад: будь то яркий пеплопад и облака, пеплопад с красными искрами и облака. Но здесь… ты оглядываешься по сторонам и видишь только гигантские светящиеся кристаллы. И город, который люди выстроили на них вопреки всему.

Ты ступаешь на одну из грубых деревянных платформ возле вашей двери и морщишься, глядя на ее совершенно ненадежные перила.