Пятое время года

Не побоявшаяся показаться невежливой, «квартирантка» моментально рванула на кухню, решив для себя, что, если Швырковы сейчас начнут орать и ругаться, она удерет еще куда-нибудь подальше. Хоп-хоп-хоп — в метро, на электричку и к Жеке!

К счастью, обошлось без эксцессов. Сначала за праздничный стол, лениво подтянув к нему ногой стул, уселся тщательно скрывающий свои эмоции отец, через несколько секунд — не скрывающая своих эмоций, свирепая дочь.

Веселенький день рождения! Лютая Маленькая Разбойница, нарушив все свои белково-лепидные и прочие диеты, с жадностью беспризорницы поглощала высококалорийные продукты и, запивая икру и осетрину торопливыми глотками французского шампанского, посверкивала на отца злыми щелочками глаз. В ответ на ее испепеляющие взгляды он иронично похмыкивал, чем приводил Анжелку в еще большее бешенство.

Теперь отец и дочь Швырковы напоминали «воображалу» старшего брата с «врединой» младшей сестрой: из-за большой разницы в возрасте нет абсолютно ничего общего, а родство — всего лишь неиссякаемый источник для взаимного раздражения.

Отец точно раздражал Анжелку. Она не переставала зло огрызаться на его шуточки и окатывать родителя брезгливым презрением, за которым угадывалась какая-то страшная обида. И дело было, конечно, не в цвете шубы и не во внезапном появлении отца, прервавшем свидание с Сережкой. Подумаешь! Причины крылись в чем-то другом. Давнем. Быть может, в Анжелкином барачном детстве, когда ее запирали одну в комнате, а сосед-пьяница барабанил в дверь, в окно, грозился убить? Сомнительно. Детские переживания мучительны своей невысказанностью, Швыркова же всегда рассказывала о них с изумляющей легкостью и с таким торжеством, как будто благодаря им получила пожизненную индульгенцию… Кстати, а почему бы и нет? Хотя, помимо страсти к ключам и замкам, барачное детство, по большому счету, никак не отразилось на ее душевном здоровье, хитрющая Анжелка вполне могла шантажировать им отца, изображая смертельно обиженную на него дочь, которая по милости бессердечных родителей на всю жизнь осталась психически больной. Отец должен искупить свою вину сполна! — именно этим девизом, по-видимому, и руководствовалась Анжелка, в компании с отцом неузнаваемая: то агрессивная, то придурковато-задумчивая и вздрагивающая от каждого резкого звука — звяканья упавшего на пол ножа или глухого хлопка бутылки шампанского, умело откупоренной сильной мужской рукой.

— Так что, девчонки, поедем завтра за город?

— Чего ты придумал? Куда это, за город?

— Отличное место: лес, озеро, классный ресторан. Думал прихватить вас обеих.

— Надо говорить обоих, понял?! — «Крошка Дулиттл» определенно зарапортовалась, но нужно знать Анжелку — даже если с двух сторон послышится смешок, она все равно будет до бесконечности с пеной у рта доказывать, что надо говорить «обоих»: все говорят «обоих!» И по телевизору говорят «обоих»! Я сама слыхала! А ты ваще ни черта не знаешь!

— Угомонись. Больно ты образованная стала за последнее время. Аж страшно! Самое время тебе проветриться. Можно заодно и твоего студента проветрить. Как его? Сергея. Я не возражаю. Позвони-ка ему.

— Не поедет он с тобой, после того как ты его выгнал!

— Иди-иди, позвони!

Почти насильно выпроводив из кухни капризно упирающуюся Анжелку, он с заговорщическим видом прикрыл дверь и на цыпочках направился к холодильнику.

— Сейчас попробуем твоего тортика! В принципе я большой сладкоежка, только боюсь растолстеть. Тогда девушки любить не будут. Правильно я говорю, Татьяна?

— Лично я затрудняюсь с ответом, однако моя очень компетентная тетенька уверяет, что мужчина непременно должен быть в теле. Так что, не переживайте!

— В теле?.. Ха-ха-ха!.. Это смотря в каком теле!

Вдвоем с ним, без «чокнутой» Анжелки, было легко и весело: дружно водрузив на середину стола торт-сюрприз, вместе зажгли на нем двадцать праздничных свечек, вместе, рассмеявшись, хлопнули выключателем.

Погас свет, и дружеское настроение испарилось, улетучилось — так вдруг сделалось нестерпимо жарко наедине с гипнотическими, черными зрачками, в которых отражались мерцающие огоньки.

— Пойду, пожалуй, потороплю Анжелу, Николай Иванович.

Развалившаяся на диване в позе томной одалиски, Анжелка кокетливо запугивала возлюбленного: «Если ты не поедешь завтра, я не приеду к тебе послезавтра!» Сережка капитулировал, Швыркова крикнула в трубку «целую!» и помчалась на кухню.

Эффект превзошел все ожидания: «Вау-у-у!!!» Еще двумя бешеными «вау!» новорожденная задула свечки, схватила бутылку шампанского, и оно в буквальном смысле слова полилось рекой.

Вот тут-то на сцене и появился Отец. Ого-го! Властная рука решительно отобрала бутылку, низкий, грозный голос скомандовал: «Сядь сейчас же! Цыц!» — и, что самое интересное, Анжелка испуганно притихла. На секунду.

— Да пошел ты!