Пятое время года

— Ну и жарища тут у вас в Москве! Анжелы нет? А ты что делаешь?

— Пеку торт.

— Торт? Ты умеешь торты печь? Надо же. А чего читаешь?

— Диккенса.

— Диккенса? И как, интересно?

— Очень.

Судя по запаху, корж в духовке дошел до кондиции. Все с тем же строгим и неприступным видом она молча выключила духовку, надела рукавицы, достала раскаленную форму и ловко, несмотря на то, что нежелательный свидетель с недоверчивой усмешечкой внимательно следил за всеми ее манипуляциями, перевернула желто-румяный, пухленький корж на заранее приготовленную на столе деревянную доску.

— Где это ты так научилась?

— И что особенного?

— Да, по-моему, современные девчонки вообще готовить не умеют.

— А, по-моему, кулинария — прекрасный способ творческого самовыражения. Если отсутствуют иные возможности.

— Самовыражения, говоришь? Хм… Ладно, шутки шутками, а пора и за дело браться! — Энергично хлопнув себя по коленям, он подскочил и вдруг остановился. Наморщил лоб и опять хмыкнул, но уже с сомнением. — Слушай, а в принципе ты права. Я раньше тоже любил готовить, все чего-то изобретал. А в армии когда служил, помощником повара был. Но мне там и досталось! Наша часть во Владимирской области стояла, в лесу. Ребята, бывало, грибов наберут ведер десять, я потом всю ночь чищу. Я мелкий был пацан, такой… тихий, незадиристый. Они надо мной тогда порядком поиздевались, гады! А картошки, знаешь, сколько перечистил за два года! Тонну!.. Ха-ха-ха! — Он так ностальгически-радостно расхохотался, как будто служба в Вооруженных силах, несмотря на чистку грибов и картошки, была самым счастливым периодом его жизни.

Любопытно! Однако делать какие-либо умозаключения на основе новых данных показалось занятием гораздо менее увлекательным, чем исподтишка, якобы углубившись в Диккенса, наблюдать за неузнаваемо демократичным сегодня господином бизнесменом.

Задорно, с армейским кокетством посвистывая и напевая: Идет солдат по городу, по незнакомой улице, и от улыбок девичьих вся улица светла… — он, сидя на корточках, разгружал пакеты: что-то ставил на левую сторону столешницы, что-то откладывал направо. Ничего не выскочило у него из рук, не упало на пол и не разбилось, как обычно падало и разбивалось у папы, стоило ему в отсутствие Инуси забрести на кухню.

Что и говорить, папа — с его выдающимся аналитическим умом — никогда бы не сообразил, как затолкать в отнюдь не пустой холодильник все те бутылки, банки, лоточки и пакетики, которые с легкостью разместил там Анжелкин отец… Легкость, как известно, дается практикой. Стало быть, мадам Швыркова не слишком баловала муженька. Держала в строгости. Потому-то он так и «любил готовить». Наверное, и щи варил, бедняжка, и котлеты жарил.

— Вроде все? — В задумчивости сложив губы трубочкой, он стал очень забавным.

Симпатично-забавным. Жаль, задача сегодняшнего дня состояла в том, чтобы подмечать в нем исключительно недостатки.

Светло-коричневые ботинки в полной тишине поскрипели у окна, прошлись взад-вперед по кухне и застыли. Крупным планом.

— Пойду, пожалуй, душ приму…

Анжелкин мобильник выдавал один за другим длинные гудки. Швыркова не отзывалась! А не отозвавшись, она могла проваляться в Сережкиной кровати на Серпуховке до завтрашнего утра. Ночь вдвоем под одной крышей с господином бабником представлялась мероприятием более чем рискованным. Наконец — о счастье! — трубка простонала нечто похожее на «алло».

— Анжел, это я, Таня! Приехал твой отец, ждет тебя не дождется!

— О-о-о… а-а-а!.. о-о-о…

— Ты слышишь меня? Приехал Николай Иванович!

— Да-а-а… А не знаешь… а-а-а!.. зачем его черт принес?

— Ты меня спрашиваешь? Немедленно приезжай! Немедленно!

— Ла-а-адно… К десяти буду… О-о-о…

Постельные завывания «непосредственной» Швырковой — чтоб ей провалиться! — послужили мощным чувственным катализатором: перед глазами возникло обнаженное тело стоящего сейчас под душем мужчины. Смуглое. Сильное. Один раз увиденное и, как выяснилось, навсегда врезавшееся в память. Неподвластная разуму память воскресила еще одну картинку: накинутый на голые плечи халат, крепкая шея, мускулистая по-шварценеггеровски грудь и волнующий запах мужского парфюма. И эта картинка всего через несколько минут вновь могла стать очень опасной явью.

Он был одет в темную футболку и светлые летние брюки, но запах парфюма, тот самый, заставил повторить про себя, как заклинание: «Анжелкин отец, муж толстой тетки, бабник!» — и со злостью затолкать «метелки» в миксер.

— Эй, ты почему такая сердитая? Давай я буду тебе помогать.

— В этом нет необходимости. Впрочем, если вам так хочется тряхнуть стариной…

Он прыснул от смеха. Как человек, обладающий чувством юмора и даже не лишенный самоиронии. Приятная неожиданность.

— Сможете корж разрезать на три части? Только вот так — вдоль?

— Нет проблем.

Вооружившись длинным, острым ножом, он опять сложил губы трубочкой и, в сомнении покачивая головой, начал примериваться, как лучше резать. Очень старательно, по-детски высунув кончик языка, с математической точностью отрезал ровно одну часть.

— А когда Анжела придет?.. Выключи миксер, не слышно ничего!