Пятое время года

— Танюш, ты проснулась? — Из-за деликатно приоткрытой двери появился носик, потом блестящая прядь «каре» и, наконец, взволнованная Инуся с крепко зажатой ладонью телефонной трубкой. — Это Павлик! Хочет тебя поздравить.

На часах было ровно десять. Время астр и белых флоксов.

— Привет, Павлик!

— Поздравляю с днем рождения! Желаю здоровья, счастья… чтобы ты всегда была самой красивой… самой… этой… — Мальчик явно сбился с текста. Как в школе, у доски, когда вдруг напрочь забывал вызубренное вдвоем стихотворение. Небесные глаза в таком случае с надеждой устремлялись к девочке на предпоследней парте в среднем ряду. Прячась за широкой спиной Коляна-Барана, она темпераментно растягивала губы, жестикулировала, дополняя беззвучные слова школьной азбукой глухонемых. Небесный взгляд приобретал васильковую осмысленность, но тут раздавался грозный голос: «Киреева, угомонись!» Зато в решении задачек по физике хроническому негуманитарию Павлику не было равных…

— Куда ты пропал?.. Алло!

— Я не пропал… Ты теперь когда приедешь?.. Если хочешь, я бы сам мог приехать.

— Нет, Павлик, я не хочу. Спасибо за поздравление, привет всем нашим! Пока!

Вот и оборвалась еще одна ниточка с детством!.. Не оборвалась, а оборвала, а это — две большие разницы.

Прекрасный воскресный день, воистину Спас-Преображение, — с высоким, загадочным небом и звоном колоколов где-то далеко за станцией — тянулся мучительно долго. В бесконечность его опять растягивало ожидание. Но ведь если Колючкин не позвонит сегодня, он не позвонит уже никогда! Надежда сменялась отчаянием, отчаяние — раздражением: попробуй тут дозвонись! Каждые десять минут разгипсованную и в связи с этим ставшую дико активной тетеньку осеняет «потрясная» идея по поводу организации шубного бизнеса, и она по полчаса вынимает тете Наде мозги…

— Дружочек, торт готов, застывает в холодильнике. Пойдем погуляем? Погода замечательная.

— Нет, я не пойду. Я жду звонка от папы. Должен же он позвонить?

— Конечно… Но если не позвонит, ты не обижайся, папа частенько забывает и про свой собственный день рождения. Ему всегда напоминала я. Знаешь что, позвони папе сама, у меня где-то есть телефон Ларисы Геннадьевны.

— Мам, я тебя сейчас убью, честное слово!

Схватив спасительную тряпку, Инуся понеслась по десятому разу вытирать пыль. Бедняжке не повезло: у сестрицы выдался перерыв в генерации идей и она валялась на диване в рассуждении, чем бы поразвлечься.

— Мадам, кончайте гонять пыль! Вы нас уже затрахали своей уборкой!

Тряпка беспомощно упала на пол.

— О, господи! За что мне все это? Как же вы мне надоели! Пожалуй, я тоже устроюсь на работу. Так, чтобы с утра до ночи, до поздней! Жек, ты, кажется, решила окончательно извести меня своим сленгом?

— Не рефлексируйте, товарищ борец за чистоту русского языка! И вообще, пора тебе, Инесса, завязывать со своими интеллигентскими примочками. Зачем они нам, трудовому народу? Как говорится, графьев мы передушили еще в семнадцатом году! — Изловчившись, Жека ухватила возмущенную Инусю за фартук и насильно усадила на диван. — Сядь, передохни, стахановка ты наша! На фиг тебе сдалась эта пыль? Давай лучше о высоком. Как думаешь, кто выше: жираф, когда лежит, или кенгуру, когда бежит?

— Отстань ты от меня, ради бога, со своими глупостями! — Инуся вырвалась, умчалась на кухню, а Жека, разочарованно вздохнув, опять потянулась за телефонной трубкой.

— Теть Жень, может быть, уже хватит? Так папа ни за что не дозвонится!

— Да идите вы все на фиг!

«Тройственный союз» трещал по швам. Впрочем, этого и следовало ожидать. Если три человека, пусть даже самые близкие родственницы, почти месяц изо дня в день толкутся на одном пятачке, причина для взаимного раздражения обязательно найдется. Тем более когда у каждой на душе скребут свои собственные кошки.

Прошел час. И еще полчаса. Телефон молчал. Не стоило ссориться с Жекой, гораздо легче было бы думать, что дозвониться невозможно, чем сходить с ума от тишины, уединившись с франко-русским словарем в своей бывшей берлоге.

К традиционному вечернему чаепитию, без которого не обходится ни один день рождения Танюши — главный для Инуси праздник в году, — все успели порядком соскучиться друг без друга. Воцарилась атмосфера всеобщей любви и согласия.

Ощутив колоссальное облегчение оттого, что день рождения подходит к концу и можно уже ничего не ждать, «счастливая новорожденная» одним махом задула все свечки на огромном круглом торте с цифрой «19» из воздушного, как сон, крема.

Бурные аплодисменты стихли. Небывало ярким, торжественным светом, всеми пятью рожками, вспыхнула над овальным столом под кипельно-белой скатертью еще вчера подслеповатая люстра. Суперторжественны были и синие астры в фарфоровой вазе, необыкновенно удачно сочетающиеся с кобальтом старинного майсена, и крахмальные белые салфетки в начищенных серебряных кольцах, и, конечно же, выдающееся Инусино произведение — шоколадный торт с грецкими орехами и полузаварным кремом. Форма соответствовала содержанию. Еще бы! Ведь в каждом кусочке — частица Инусиной души.