Пятое время года

— Ой, опять ты за свои проповеди! Да в гробу я ее видела, эту Розу! В белых тапках! Какое отношение она имеет к тому, что нам с Борькой обалденно хорошо в постели? Самое главное, мамуль, — это секс…

Не дожидаясь дальнейших откровений доченьки, потрясенная «мамуля» поспешила ретироваться в ванную, чтобы остудить пылающие щеки… Нет, какова балда? Заявить такое матери! Вот уж действительно жертва сексуальной революции! Просто возмутительно!

Ледяная вода подействовала отрезвляюще: старая ханжа! В сущности, Женька не далека от истины. Жаль только, что семейная жизнь состоит не из одной постели.

* * *

Смешная эта мамуля! Такое впечатление, что они с папой никогда не занимались сексом! Откуда же тогда взялись они с Инкой? Может, правда, аисты принесли?

Дверь на ключ, чтобы предки не застукали, сигаретку в зубы и — хлоп! — на подоконничек — поболтать босыми пятками над городом.

Вечер был дивен и свеж. Далеко-далеко, за Ленинскими горами, пролетел самолет: «я-свой! я-свой!»… А мы-то испугались! Думали, Пауэрс! По Москве-реке полз кораблик с загулявшими трудящимися. Грязная вода окрест серебрилась, будто прозрачные воды Балтийского моря… Эх, не видать теперь беременной девушке моря, как своих ушей! По крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. Так что лучше и не вспоминать — а то обрыдаешься! — как в прошлом году, в это самое времечко, она неслась впереди всей компании навстречу мощным волнам вспенившегося к ночи Балтийского моря. Выползала из пучины и падала на обжигающе холодный песок. Кайф! Потом был сумасшедше вкусный чай из раскаленного граненого стакана. Звонкий хруст сухарей и сушек, веселая трепотня под детские азартные игры, и — вот невезуха! — в иллюминаторе фанерной сараюшки вспыхивало солнце…

Потрясная была сараюшка! Как вспомнишь, так вздрогнешь! А куда было деваться?

В поисках пристанища они с Надькой промотались тогда часов пять: все каменные домики с газончиками оккупировала подсуетившаяся заранее интеллигенция из Москвы и Ленинграда, и везде лопающиеся от чувства собственной офигительной значимости хозяева отвечали с успевшим осточертеть латышским акцентом: за-ня-то! Девушка уж начала прикидывать, как они с Надюхой будут ночевать прямо на пляже. А чего? Нормалёк! Найдут палки, натянут полотенца — вигвам, шмотки — на себя, чтоб не замерзнуть и не сперли, запалить костерок, рвануть портвешку для храбрости… Но, как говорил один чувак, верной дорогой идете, товарищи!

Надюшка спеклась: бросила на травку свой стопудовый чемодан с вечерними платьями, стащила фирменные босоножки на платформе и привалилась к сосне.

— Жек, я сейчас умру!.. Женечка, спроси еще вон там.

Деревянная изба явно не тянула на обещанный Надькой сервис. В огороде копошилась баба в платочке, на крыльце в блаженной позе покуривал мужичок. Сразу повеяло чем-то родным, славянским.

— У вас случайно не сдается комната?

Тунеядец передвинул кепочку с затылка на лоб и по-деловому потрусил к калитке.

— Шо, дивчины, хата треба?

Увидев подковылявшую Надьку, мужик на радостях продемонстрировал все прокуренные зубы сразу, игриво моргнул хитрыми хмельными глазками и, обтерев об штаны, протянул ей загорелую до черноты лапу:

— Дядьку Петро.

— Надя. — Русская красавица Шапиро заулыбалась, засмущалась. Дядьку подхватил ее чемодан и, тарахтя по-хохляцки, понесся вдоль забора, мимо бескрайних картофельных угодий. За углом стоял сарай. Сколоченный из почтовых ящиков.

— Во, дивчины, вамо гарна хатка! Хозяйка моя приде, о карбованцах скаже… по рубель двадцать, може.

Сервис! Две тюремные койки, табуретка и стол, чуть пошире табуретки. Окно с дохлыми мухами. Поддатый деятель отвалил, и Надька виновато захлопала ресницами:

— Жек, может, в сарае даже лучше. Не будем зависеть от хозяев. Мне кажется, в такую отличную погоду очень приятно умываться на улице. Видела, там на сосне приколочен умывальничек? Не сердись на меня, Женечка!

— Кончай, подруга, слезы лить! Клёвая хата!

Побросали шмотки, заперли хату ржавым ключом и, умирая со смеху, помчались к морю. Волны, белый песок, чайки, соленый ветер! Кайф!

Солнце прожаривало до косточек, в ушах сладко постанывало море, а ненормальная Надюха все никак не могла пережить, что уговорила «Женечку» попереться дикарями на Рижское взморье. В конце концов, чтобы загладить свою вину и обеспечить подруге максимум комфорта, Надюха рванула в магазин. Притащила четыре граненых стакана — два пить чай, два — чистить зубы, чайные ложки, литровую кружку для кипятильника, два килограмма печенья, килограмм шоколадных конфет, чай и сахар.