Пятое время года

Все одно и то же каждую ночь: полотенце за ворот бумазейной рубахи, ложка с кашей, капли на морщинистом подбородке.

— Холодная… — Свекровь сцепила зубы, точно капризный ребенок, и отвернулась с таким обиженным видом, будто хотела сказать: ты нарочно издеваешься надо мной, поэтому и кормишь холодной кашей.

У «злой» невестки от обиды полились слезы, и она шваркнула тарелку с кашей на тумбочку:

— Вера Константинна, что вы меня все мучите? Если б вы знали, как я хочу спать! Я сама с вами скоро спячу! — И в ту же секунду ее охватило чувство жгучего стыда: какой же надо быть истеричкой и психопаткой, чтобы вот так срываться по пустякам, обижаться и повышать голос на голодную, немощную старуху. — Простите меня, пожалуйста. Сейчас я подогрею.

Бедная Бабвера! Что же с людьми делает старость! Разве можно было представить себе, тридцать лет назад впервые переступив порог этого дома, что Вера Константиновна когда-нибудь превратится в жалкое, беспомощное существо и будет полностью зависеть от невестки?

В то далекое апрельское утро, поднимаясь вслед за Славой на третий этаж чужого дома в чужом городе, она трусила ужасно, боясь предстоящей встречи со свекровью, — по-видимому, сухой, нелюдимой и очень странной, раз она не пожелала приехать в Москву на свадьбу единственного сына, их замечательную свадьбу в «Национале».

Открыв своим ключом дверь в квартиру, Слава поставил в прихожей привезенные папой и мамой из Германии громадные «трофейные» чемоданы, в которых уместились почти все «приданое» и свадебные подарки, и крикнул шутливым басом:

— Вера Константинна, идите познакомьтесь с невесткой!

От страха душа ушла в пятки: сейчас выйдет высокая, красивая, как Слава, сердитая, надменная актриса и скажет… С задорным криком «Иду, иду, ребята!» в прихожую выскочила маленькая, постриженная «под мальчика» женщина в брючках и сиреневом свитерочке. Некрасивая, но очень спортивная. Какой, впрочем, и должна была быть актриса-травести, переигравшая, по шутливым рассказам Славы, всех девочек и мальчиков во всех пьесах, которые только шли в ее драмтеатре.

Бывшая актриса, а ныне помощник режиссера, между тем повела себя более чем странно — прищурилась и, вместо того чтобы поздороваться, засмеялась:

— Славк, а хорошенькая девчонка! У тебя губа не дура! Наконец-то я дождалась невестки. Бери теперь, Инка, бразды правления в свои руки, а я побежала в театр! У нас премьера на носу! — Подхватив куртку и сумку на длинном ремешке, свекровь еще раз смерила растерянную невестку насмешливым взглядом, хмыкнула и исчезла.

— Привыкай, — шепнул Слава и тоже засмеялся. — Зато молодоженам предоставляются неограниченные возможности побыть наедине!

Наедине пробыли недолго: Славе нужно было обязательно съездить в университет, на работу, — и она осталась совсем одна в трехкомнатной квартире. Хорошей, просторной, только ужасно грязной. На мебели и книжных полках лежал толстый слой пыли, везде стояли пепельницы — одни по преимуществу набитые окурками от сигарет, другие — папиросными, а на кухне, в раковине, скопилось несметное количество грязных тарелок. Похоже, здесь в самом деле только и ждали, когда приедет она, Инуся, и возьмет «бразды правления». Но, счастливую и влюбленную, ее это скорее обрадовало, чем огорчило: она всегда мечтала быть хозяйкой, такой же замечательной, как мама.

Простор для деятельности открывался широкий! В холодильнике обнаружились две ржавые банки рыбных консервов, пятилитровая кастрюля с картошкой «в мундире», десятка два яиц и все! Честно говоря, она не поверила Славе, когда он рассказывал, что у них с Верой Константиновной хозяйственные проблемы сведены к минимуму: варится большая кастрюля картошки, и, возвращаясь домой поздно вечером, каждый чистит себе несколько штук, кидает на сковородку и заливает яйцами.

Как на крыльях в тот день летала молодая хозяйка по квартире с тряпкой и пылесосом, мурлыча любимую песенку: Кто никогда не бывал в нашем городе светлом… эти слова о тебе, Москва… — и чувствуя незримое присутствие мамы, которая непременно приедет к ним со Славой в гости и похвалит свою хозяйственную дочь.

На тех же крыльях она пролетела по всем полупустым окрестным магазинам. К вечеру в морозильнике на дощечке лежали пятьдесят пузатеньких пельменей, которые обожал Слава. На плите мужа и свекровь дожидался наваристый прозрачный бульон, а в отдраенной до белизны пятилитровой кастрюле поднималось пышное тесто для пирожков с капустой — хотелось хоть как-то отметить их свадьбу вместе с Верой Константиновной.

Свекровь, к сожалению, вернулась раньше Славы. Скинув свои чудные полукеды на шнурках, сразу же ушла к себе в комнату, и оттуда раздался сердитый голос:

— Господи, за что же мне такое счастье привалило?

Невестка опять затрепетала от страха: неужели когда она убиралась, то сделала что-то не так? Не успела она опомниться, как Вера Константиновна влетела на кухню. Увидев вытащенный из духовки противень с пирожками, свекровь закачалась, будто ей дурно, и, опершись рукой о стену, медленно опустилась на табуретку.