Пятое время года

— Едрит твою налево, вскричала королева… — еле выговорила она, и вдруг, всплеснув руками, расхохоталась. — Как же повезло-то! Мало того, что чистота, как в Мавзолее, так еще и с голоду не подохнем! Где же провалился этот чертов Славка?

Сверкало на солнце вымытое окошечко. Оставалось только повесить солнечно-персиковые занавески с оборочками, сшитые из тонкого, шелковистого материала, привезенного из Москвы, и тогда на отремонтированной кухне — с новенькой плиткой, новым польским кухонным гарнитуром и большим холодильником «Бирюса» — будет так же красиво и уютно, как у мамы на Фрунзенской.

Последний стежок, и, оторвав зубами нитку, она пододвинула к окну стол, чтобы побыстрее, пока не вернулась свекровь, подтрунивающая над ее «страстью» к домашнему хозяйству, повесить занавески, но не тут-то было! За спиной послышалось ироничное хмыканье.

— Ха! А наша канарейка все гнездышко вьет! — Покачав головой, Вера Константиновна с подозрением сощурилась. — Скажи-ка мне наконец правду? Тебе на самом деле охота заниматься всей этой хреновиной? Салфеточками, занавесочками…

— Вообще-то, да. Мне нравится.

— Ну, если нравится, тогда валяй! А пожрать у нас что-нибудь найдется?

— Конечно, суп из лосося, котлеты и пюре с горошком. Я сейчас подогрею.

— Только чуть-чуть! Опять закормишь меня, и придется стоять навытяжку сорок минут, а мне надо срочно нестись в театр. Иначе господа голодные артисты сожрут исходящий реквизит еще до начала спектакля.

По актерской привычке не желая поправляться, свекровь съела лишь полполовника супа и котлетку, но, поднявшись из-за стола, тем не менее, сердито похлопала себя по узеньким бокам:

— Растолстела я от твоих разносолов, просто как хрюшка! Ну, ничего. Буду зарядку делать подольше.

Подхватив пустую тарелку, смешливая невестка отвернулась к новенькой мойке. «Подольше!» Каждое утро квартира ходит ходуном! Разбуженные грохотом молодожены хихикают под одеялом и целуются под аккомпанемент посуды в буфете, который сотрясается от лихих прыжков Веры Константиновны…

— Спасибо, было очень вкусно! — Чумовая свекровь выпила залпом чашку ледяной воды из-под крана, закинула сумку через плечо, умчалась и снова вернулась. Изобразив на лице полный маразм, стукнула себя ладонью по лбу. — Совсем я, старая перечница, забыла! Ко мне вечером припрутся девки из театра. Найдем, чем накормить народных артисток?

— Обязательно найдем. Не волнуйтесь, Вера Константиновна.

— Не представляю, как это мы со Славкой раньше без тебя существовали! Приветик!

— До свидания! Приходите побыстрее, не задерживайтесь в театре, хорошо?

Обычно и свекровь, и Слава возвращались поздно. С непривычки — после родного дома, где царил совсем иной стиль жизни, — одной в пустой квартире было невыносимо тоскливо. Поэтому она так и обрадовалась, что вечером «припрутся» подружки Веры Константиновны: Шурка — Александра Петровна Пантелеева, когда-то блиставшая в роли Комиссара в «Оптимистической трагедии», а теперь — в амплуа комической старухи, Алевтина Тимофеевна Смирнова-Немирова, которая в молодости играла во втором составе роль Дездемоны и с тех пор называла себя Алькой Недодушенной, толстая, чернобровая Софа из пошивочного и реквизиторша Настя, добрая, милая, только, жаль, сильно пьющая.

По правде сказать, при первом знакомстве «народные артистки» произвели малоприятное впечатление: заявившись с двумя бутылками водки и гитарой, они до трех часов ночи орали в комнате Веры Константиновны, распевали на весь дом матерные частушки, а когда, пошатываясь, выходили на кухню или в туалет, тоже не стеснялись в выражениях. Шокированная их раскованностью, она всячески уклонялась от приглашений свекрови составить компанию ее «девкам». Потом привыкла, да и артистки — непосредственные и в общем-то очень славные пожилые тетки — перестали нарочно вгонять ее в краску своими грубоватыми шуточками: «Инк, а Инк, можно при тебе матерный анекдотец рассказать? Не бойся, он короткий!» или «Ой, что же это я такое сказала? …твою мать! У нас же здесь барышни!»

Вымокшая под дождем компания ввалилась с хохотом. Пока творческие работники раздевались, толкая друг друга в бок, они успели обругать бездарной скотиной главного режиссера, отлаять новую дерьмовую пьесу и перемыть кости всем артистам, которые не входили в их тесный, спаянный кружок.

Разлили водку по большим стопкам, «барышне» — компотику, выпили, и «холостые» артистки с преувеличенной жадностью набросились на домашнюю еду: горячую картошку с селедкой, винегрет, утку с черносливом и пирог с капустой.

— Клевая у тебя невестка, Верка! — Алевтина Тимофеевна вытерла «селедочные» губы тыльной стороной ладони, темпераментно притянула к себе «клевую невестку» и расцеловала в обе щеки. — Смотри, какую нам организовала грандиозную жрачку!

— Слышь, Верк, отдала бы нам с моим обалдуем сыночком свою Инку хоть на неделю! — с куском пирога во рту заорала Александра Петровна. — А то привел мне какую-то халду безрукую! Еще и морда утюгом! Как говорится, ни положить, ни поставить!