Пятое время года

— Макарон? Ах ты, моя маленькая! — Бархатные глазки наполнились слезами. С подозрением проследив за летающей из рассольника в рот ложкой, Инуся подскочила и поставила на стол полную-преполную тарелку румяных блинчиков, от души политых густой сметаной.

— Куда ты столько? Я же лопну!

— Не лопнешь. Жалко, ничего не сумела испечь к твоему приезду. Веришь, так закрутилась с Бабверой, что не то что печь, некогда выпить чашку чаю.

— Вот сейчас и попьешь! Тащи-ка сюда мою сумку.

— Здесь что, кирпичи? Что тут у тебя?

— Килограмм твоих любимых конфеток, страшно мудреная книга для папы. Жека послала тебе две банки кофе, чай и всяких разных каш, которые не нужно варить. Для Бабверы. И три коробки конфет ее врачам. Кроме того, я купила тебе классную тефлоновую сковородку. Ты же обожаешь всякую посуду. — В кармане джинсов были приготовлены еще восемь сторублевых бумажек, но как их достать?.. — Вот, возьми, пожалуйста. Я теперь даю уроки английского.

— Нет-нет, ни в коем случае! Тебе и самой пригодится.

— Инусь! Из чисто педагогических соображений. Не ты ли говорила, что нужно поддерживать ребенка в его благородных порывах?

— Ох, Танюшка! — Инуся засмеялась и, конечно же, сдалась. — Куплю тогда памперсы для Бабверы. А теперь, дружочек, все-таки расскажи мне поподробнее, как ты живешь. Твоя Анжела — хорошая девочка?

— Девочка как девочка. Временами довольно забавная.

— Забавная? Это скорее хорошо, чем плохо, но мне было бы спокойнее, если бы ты осталась у Жеки… — Неожиданно вздрогнув, ставшая за последний год ужасно нервной, Инуся вскинула голову и прислушалась. — Кажется, Бабвера меня зовет. Ты пока не ходи к ней, я сначала сама посмотрю, как там.

В детскую, даже в лютый мороз жаркую комнатку, с пестреньким ковриком на полу и уютным диваном, накрытым пледом в серо-коричневую клетку, еще в прошлом году «переехал» папа. Вместе с компьютером, ворохом своих и чужих статей, диссертациями докторантов и аспирантов, горой мудреных книженций и научных журналов на разных языках. Но на книжном шкафу все так же сидит плюшевая обезьянка в своей излюбленной позе, спустив тонкие ножки и вытянув правую лапку. На подоконнике, между выпустившим толстую стрелку амарилисом и стагнирующим уродцем кактусом, — кукла Козетта в гипюровом платье. Затянувшаяся игра в куклы совпала с ранним увлечением романами Дюма и Гюго.

И детские книжки на месте. Вот и самая любимая, подаренная лет пятьдесят назад Бабверой маленькому папе на елку, — «Круглый год». Со стишками, веселыми и дидактическими рассказами, шарадами и картинками. В детстве толстый «Круглый год» казался еще толще, и, что поразительно, в нем каждый раз находилось что-то такое, чего там раньше никогда и не было. Потом, когда девочка подросла и у нее появились маленькие секреты, «Круглый год» из загадки превратился в отгадку: задумаешь страницу и строчку сверху или снизу… В общем, известная игра! Чепуха, конечно, но иногда пророчества сбывались. Однажды, классе в шестом, она загадала, по какому предмету завтра будет контрольная, открыла книгу на нужной странице, а там нарисован заяц с морковкой. К чему бы это? Позвонила Сашке Деминой. Сашка жутко перепугалась: Зайцев! Марк Михалыч! По математике! И точно — на следующий день была контрольная по математике.

Так, страница… сорок один. Пятая строчка сверху…

За дверью послышался веселый голос. Папа! Ура!

— Тук-тук! Девочка Таня, ты дома? — Холоднющий с улицы, папа подхватил и поцеловал в нос — как всегда. — Красивая! Большая-пребольшая! Совсем взрослая девица!

— Пап, а ты тоже ничего себе! Дай-ка я на тебя посмотрю!

В джинсах и старом свитере папочка все равно выглядел, как лорд — хранитель печати. Просто удивительно! Только немножко поправился.

— Бросил курить и принялся толстеть! — Притворщик папа печально вздохнул и, рассмеявшись, снова стиснул в веселых объятиях. — Какие у нас успехи на научном поприще? Как обычно, все отлично, да?.. Моя дочь! Молодчина, девочка Таня!

Усадив на диван, папа по привычке остался стоять. Такой высокий-высокий красавец папочка! Инуся, выглянувшая из-за его спины, казалась совсем малюткой.

— Слав, будешь ужинать?

— Ни за что на свете! Танька и так говорит, что я поправился. Чайку пошваркаем всей компанией?

— Зачем же я тогда поставила разогревать? Сказал бы сразу. Ну как хочешь! Танюш, пойдем к бабушке.

В столовой было темновато. В пятирожковой люстре горели только две лампочки. Инуся выразительно вздохнула: у папы, как ты понимаешь, не хватает времени, чтобы ввернуть лампочки — и получила в ответ полный сочувствия взгляд. Возле двери в спальню мама виновато улыбнулась:

— Только ты не пугайся, дружочек.

— Не говори глупостей, Инусь!

Пахло лекарствами и… чем-то еще, о чем нельзя было думать. Еще похудевшая, сморщенная, Бабвера лежала посередине двуспальной кровати. Такая крошечная, что в первый момент сделалось страшно.

— Бабвер, привет! Отлично выглядишь!

— Инна… это кто?

— Вера Константинна, это приехала наша Танюшка. Та-ня! Таню помните?