Пятое время года

— Мало ли чего он захотел? Нашла кого слушать! Вот дурак, прости господи!.. Ой, ты вся дрожишь! Замерзла? Сейчас я притащу тебе горячего чайку.

Свекровь умчалась на кухню, загремела там чем-то, что-то у нее, как всегда, упало, и она обозвала себя «старой перечницей». Заплаканная невестка всхлипнула, улыбнулась и опять зарыдала.

Ледяные, непослушные пальцы никак не могли удержать горячую кружку. Вера Константиновна стала поить с ложечки, как маленькую:

— Не плачь, Инуся. Я всегда говорила, что все мужики — дерьмо! И мой дорогой сынок — не исключение. Их самих надо бы хоть разок туда отправить! Я-то знаю, что это за пытка. А в сорок девятом году чуть не подохла после подпольного аборта. Тогда наше замечательное правительство их запретило… Но вообще, я тебе так скажу: ты, вот, сейчас плачешь, тебе больно и мерзко, а я все равно завидую тебе. Потому что ты молоденькая и хорошенькая, а я — старая и страшная, и мне, к сожалению, уж определенно никогда больше не придется делать аборт… Смеешься? Вот и отлично!

Не найдя более подходящего места, Вера Константиновна поставила пустую кружку прямо на пол, поднялась с колен и, усевшись на кровать, удивительно ласково погладила по голове. Как погладила бы только мама.

— Как ты понимаешь, я в семейных делах плохой советчик, но, по-моему, ты зря с нашим Славкой носишься как с писаной торбой. Помяни мое слово, сядет он тебе на голову. Вернее, уже сел. Потом будешь жалеть, но будет поздно. Пока я жива, я тебя больше в обиду не дам, а если сдохну?

— Что вы, Вера Константиновна! Вы у нас здесь самая молодая.

— Духом, может быть… но не телом.

Разговоры о телесной немощи были сплошным кокетством. Энергии и жизнелюбию Веры Константиновны можно было только позавидовать!

Толстые литературные журналы, газеты с отмеченными красным карандашом статьями, вытащенные с полки десять коричневых томов с многочисленными закладками валялись по всей квартире, и сколько ни складывай книги в стопочку, все равно, усаживаясь в кресло к телевизору, непременно подпрыгнешь — и здесь Пушкин!

Хотелось посмотреть третью серию «День за днем» с Грибовым и Сазоновой и заодно довязать рукав меланжевого свитерочка, но ни считать петли, ни сосредоточиться на серьезных разговорах жителей коммунальной квартиры в телевизоре не получалось никак — за стеной шла репетиция. По-пионерски задорный, хорошо поставленный голос Веры Константиновны перекрывал голоса московских артистов:

— Дорогие товарищи! Сегодня наш путь лежит в замечательное место, куда трижды приезжал наш с вами великий соотечественник Александр Сергеевич Пушкин… удивляет число произведений, созданных поэтом в первую болдинскую осень… новые впечатления… творческий подъем…

Замечательные стихи, отрывки из поэм и сказок звучали в исполнении Веры Константиновны весьма проникновенно. Заслушаешься! Неожиданно свекровь сбилась: «Тьфу, старая перечница! — и начала все сначала. — Дорогие товарищи, сегодня наш путь…»

Посмотреть телевизор было не суждено: вернулся Слава, после игры в теннис в отличном настроении. Заговорщически подмигнув, заглянул в комнату к матери:

— Вера Константинна, ку-ку! Как насчет пошваркать чайку всей честной компанией?

— Черт бы тебя побрал! Что ты врываешься, когда я репетирую?.. Ой, в голове опять все перепуталось! Безобразие, честное слово!

Слава с притворным испугом отскочил от двери, но если ему было весело, то все непременно должны были веселиться вместе с ним:

— Мам, иди, пожалуйста, расскажи нам с Инусей о Пушкине! — Ответа не последовало и, изобразив сердитую Веру Константиновну, он крикнул погромче: — Да хватит уж вам репетировать, товарищ заслуженная артистка! Успокойтесь, даже если вы невзначай и перепутаете что-нибудь, никто из ваших уважаемых гегемонов все равно не поймет!

Такого Вера Константиновна пережить не могла, с криком: «Как тебе не стыдно!» — вылетела из своей комнаты и с кулаками накинулась на умирающего со смеху Славу.

— Еще изображаешь из себя интеллигента! Как я могу перепутать что-нибудь о Пушкине? Это — святое! И потом, если уж я берусь за что-то, то делаю это с душой. Иначе перестану уважать себя!

— Все-все, мам! Инцидент исперчен! — Подхватив упирающуюся Веру Константиновну под мышки, Слава поволок ее на кухню и насильно усадил за стол.

Не взглянув на свой любимый песочный пирог с лимоном, красная от возмущения, встрепанная, будто воробушек, Вера Константиновна бросила в чай ложку кислого брусничного варенья и энергично, с хрустом, разломила сушку.

— Если бы вы, дураки, знали, как люди тянутся к знаниям! Когда я рассказываю им о Пушкине, у них светлеют лица! Задача каждого интеллигентного человека — помочь народу в приобретении знаний, приобщить его к великой русской культуре.

— Это, Вера Константинна, — махровое народничество, а ты у нас — карась-идеалист. Не волнуйся понапрасну. Учти, нервные клетки не восстанавливаются.

— Как дала бы тебе сейчас чем-нибудь тяжелым! — Свекровь замахнулась на Славу чайной ложкой, но он по-спортивному ловко увернулся и опять захихикал.