Пятое время года

Уже от третьей рюмки Балашов решит

ельно отказался:

– Нет-нет, дорогие мои, более чем достаточно. Вернется Галочка, тогда и устроим пир на весь мир. Как это называлось в прежние времена? Крестины. Эх, хорошо бы организовать шашлыки! Как когда-то до войны у меня в Лосинке делали мы с друзьями… – Непьющий Балашов явно захмелел. В маленьких бесцветных глазах блеснули слезы.

– Владимир Дмитриевич, может быть, сделать вам крепкого чаю?

– Что вы, что вы! Благодарю! – Балашов решительно замахал руками. – Зря вы меня так напоили, друзья мои. Стоит мне выпить рюмку, я становлюсь на себя непохожим. Слезливым и невероятно разговорчивым. Вот, вспомнил старых друзей. Из всей нашей компании в живых остались только двое… Но не будем сегодня предаваться печали. Ниночка, моя Галя уже рассказала вам, как мы с ней познакомились и поженились?

– Нет, еще не успела.

На самом-то деле Галя уже давно «под большим секретом» поведала ей историю о том, как хорошенькая студентка, пользовавшаяся сумасшедшим успехом у всех окружавших ее молодых людей, отвергла их и женила на себе преподавателя по античной литературе, безумно талантливого, подающего огромные надежды ученого.

– Поразительно, о чем же вы беседуете целые дни? Я был уверен, что в моей биографии не осталось ни одного белого пятна…

– Владимир Дмитриевич!

– Я пошутил, простите великодушно. Если я вас не очень задерживаю, то, пожалуй, расскажу. Как-то сейчас все вспомнилось…

Посвященная и в эту семейную тайну соседей, она только прятала улыбку за букетом пионов, пока Владимир Дмитриевич рассказывал, как он, старый холостяк, тридцать шесть лет проживший вдвоем с мамой, влюбился, как мальчишка, в свою студентку – прелестную Галю Кузнецовскую, «не обращавшую на него ни малейшего внимания».

– А тут однажды приехали ко мне в Лосинку, на шашлыки, друзья, и один мой давнишний приятель привез с собой девушку. Смотрю – в калитку входит Галя. Такая красивая в летнем белом платье! Галочка и не подозревала, к кому едет в гости…

Неужели? Наивный Владимир Дмитриевич! Ведь Галя сама «нахально увязалась» за их общим знакомым, прослышав, что тот собирается к Балашову в Лосинку, и там уже приложила максимум усилий, чтобы очаровать доцента. И не только его самого…

– Тогда еще была жива моя мама. Они с Галочкой как-то сразу подружились. Так симпатично вместе собирали на стол, потом вместе мыли посуду. Когда все разъехались, мама предъявила мне ультиматум: Володька, если ты не женишься на этой хорошенькой Гале, я выгоню тебя из дома, так и знай! Мама у меня была дама мудрая. Моя Галочка – чудо!

Леня словно бы догадался, как все происходило в действительности, – с трудом сдерживая насмешливую улыбку, он морщился, стряхивал крошки со скатерти, крутил пустую рюмку в руке.

7

Суеверная Галя решительно отложила «крестины» на месяц: «Балашов, ты сошел с ума! Какие могут быть гости? Ни в коем случае нельзя показывать младенца посторонним людям, прежде чем минует три недели. Так говорила моя старорежимная бабушка».

Время летит быстро. Не успели оглянуться, и вот уже Галя томно возлежит в шезлонге на изумрудной лужайке и покачивает плетеную колясочку на дутых шинах, где уснула крошечная Вики, которой вчера исполнился месяц.

– Нинуль, не придумывай! Не нужно мне ничего помогать сегодня. Моя Агнес прекрасно справится со всем сама. Посиди лучше со мной, обсудим планы на вечер. Только говори потише, а то Вики проснется и задаст нам жару! – Галя с кокетливым умилением смотрит на свою очаровательную девочку, в розовом кружевном чепчике, запеленатую в легкое розовое одеяльце, и не устает восхищаться ею. – Правда, прелесть?

– Замечательная девочка! Вы такая счастливая!

– Я-то счастливая, а ты почему сегодня такая мрачная? Опять поссорились?

– Да нет.

Высоко-высоко, за ветвями черешневого дерева, на верхушке сплошь покрытого красными, поспевающими ягодами, синеет небо – чистое, с легкими, еле заметными облачками, а на душе тяжело. Только уже неловко мучить Галю рассказами о своих бесконечных переживаниях, и потом есть вещи, о которых не расскажешь и ей.

Вчера вслед за «опель-адмиралом» к калитке подъехал грузовичок. Выскочивший из кабины солдатик откинул борт и под руководством Лени занес в гостиную нечто прямоугольное, метра полтора длиной. Услужливый солдатик, козырнув на прощание, убежал, а Леня стал быстро распаковывать сверток.

– Ленечка, что это?

– Сейчас увидишь… Вот, глянь, какая красотища!

На литографии в толстой сусальной раме была изображена обнаженная дама, возлежащая на парчовом ложе, в окружении пухленьких, златокудрых ангелочков.

Решив в первый момент, что здесь какая-то шутка, что Ленечка привез эту лубочную картинку смеха ради, она очень развеселилась. Однако Леня был серьезен, и она в недоумении снова взглянула на красочное «полотно»: самый крупный из синеглазых ангелочков, сидя на ватном облачке, как на подушке, игриво целился стрелой в лежащую на боку «Венеру», и если бы все-таки выпустил стрелу, то наверняка угодил бы ей как раз пониже спины.

– Ха-ха-ха!.. Ой, Ленечка, откуда такая смешная картина?