Пифагор

Гимнасиями у древних греков назывались помещения для спортивных тренировок. Естественно, в таких местах было особенно много молодежи; не случайно философы, желавшие приобрести себе учеников, часто выступали именно в гимнасиях. Так позже поступали и Сократ, и Платон, и Аристотель… Речь Пифагора, будто бы произнесенную перед кротонскими юношами, Ямвлих пересказывает весьма подробно. Мы ее, однако, приводить не будем, тем более что вряд ли она хоть в какой-то мере аутентична.

«Когда юноши рассказали отцам о том, что говорил Пифагор, хилиархи (здесь имеются в виду члены совета, управлявшего Кротоном. — И. С.) пригласили его к себе в совет и, похвалив вначале то, что он сказал сыновьям, попросили его, если он может, сказать что-нибудь полезное для кротонцев, сделав это перед высшими должностными лицами города. Он же сначала посоветовал им воздвигнуть храм Музам, чтобы они охраняли царящее согласие… (Далее опять подробно передается содержание новой речи Пифагора, которую мы тоже опускаем. —

И. С.) Они же, выслушав его, основали храм Муз и отпустили наложниц, держать которых было в обычае у местных жителей, а также попросили, чтобы Пифагор побеседовал наедине с детьми в храме Аполлона и с женщинами в храме Геры» (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 9. 45, 50).

Далее Ямвлих рассказывает и об этих беседах. Если говорить о них обобщенно, то выясняется, что перед любой аудиторией самосский пришелец развивал прежде всего идеи о высоконравственной жизни и способах ее достижения. Завершает же биограф так: «Вообще упоминают, что благодаря только что пересказанным беседам Пифагор удостоился безмерного почитания и внимания людей в Кротоне и в других городах Италии» (Ямвлих.

Жизнь Пифагора. 11. 57).

Получается, что власть над душами западных греков Пифагор приобрел убедительностью своего слова и новизной своего учения — этического по основной направленности. И, в общем-то, в это вполне можно поверить. Напомним, что архаическая эпоха в эллинском мире — время интеллектуальной революции и одновременно — всплеска мистицизма.

Повсюду появлялись пророки, причем именно пророки учительствующие. И вокруг почти каждого из них собирались кружки приверженцев. Ярким представителем типа такого пророка-учителя и был Пифагор. И, в конце концов, столь ли важно, с какими конкретными группами населения он беседовал и в какой последовательности? Тут как раз между источниками существуют расхождения: то ли Пифагор начал со старейшин (то есть членов совета), то ли с юношей… Главное — в том, что нужный эффект он произвел и успеха, безусловно, добился.

Местом жительства Пифагор избрал для себя, по согласному мнению всех античных авторов, Кротон — одну из самых крупных, сильных и богатых греческих колоний Южной Италии. О причинах такого выбора мы не можем даже гадать: источники, кажется, не дают на них ни малейшего намека. Как бы то ни было, и первый союз пифагорейцев возник именно в Кротоне. О нем мы вскоре поговорим подробнее, а пока отметим еще, что, по некоторым данным, в Кротоне наш герой и обзавелся семьей, женившись на местной уроженке.

Напомним, Пифагору тогда было около сорока лет. Поздновато для вступления в брак? По нашим современным меркам — бесспорно. Однако у древнегреческих мужчин вообще было принято жениться в довольно зрелом возрасте. Раньше тридцати этого практически никогда не делали. А вот девушек, напротив, выдавали замуж совсем юными, лет в пятнадцать, а то и еще раньше. Получалось, что муж был старше жены как минимум в два раза и часто годился ей в отцы.

Впрочем, предание о семье Пифагора тоже очень запутанно, противоречиво, в ряде элементов легендарно. Как звали супругу философа? Сколько у них было детей и каковы были их имена? Без всякой надежды исчерпывающим образом разобраться в этом сложнейшем вопросе приведем важнейшие имеющиеся данные.

«У Пифагора была жена по имени Феано, дочь Бронтина Кротонского (а другие говорят, что Бронтину она была женой, а Пифагору ученицей), и была дочь по имени Дамо… Дочери своей Дамо он доверил свои записки лишь с наказом никому не давать их из дому… Был у них также сын Телавг, который стал преемником отца и (по некоторым сведениям) учителем Эмпедокла… Телавг, говорят, не оставил сочинений, а мать его Феано оставила» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 42—43).

Перед нами вырисовывается прямо-таки идиллическая картина целого «философского семейства»: и муж — философ, и жена — философ, и сын — философ, а дочь, по крайней мере, хранительница отцовских сочинений. Но всё это, как говорится, слишком красиво, чтобы быть истиной. К тому же мы видим, что даже у самого автора процитированного свидетельства нет ясности решительно ни в чем. Являлась ли все-таки Феано супругой Пифагора или не супругой, а просто ученицей? И кем она приходилась Бронтину (последний был одним из первых и самых верных пифагорейцев)? Полная путаница. Да и Дамо не могла хранить никаких сочинений Пифагора, поскольку Пифагор ничего не писал (об этом речь еще пойдет ниже).