Пик Дьявола

Оказалось, что на родине он никому не нужен.

Если не считать Орландо Арендсе, конечно. Целых шесть лет он охранял наркобарона и выколачивал для него долги. Постепенно он начал различать на дороге камни и выбоины. Наконец он понял: ему нужно выбрать что-то более безопасное, чтобы не разбиться о скалы.

А что сейчас?

Он остановился на Хендрик-Вервурд-Драйв, у Тейгерберга, откуда весь Кейптаун видно как на ладони до самой Столовой горы, поблескивающей в ночи.

Тобела посидел так некоторое время, но не увидел города.

Может быть, инструктор ошибался: в жизни недостаточно избегать препятствий. Как ребенок выберет правильный путь, избежит всех несчастий, всех ловушек? Если речь идет о детях, наверное, нужно, чтобы кто-то убирал препятствия с их пути.

Когда Гриссел поднялся на свой этаж, неся в обеих руках пакеты с едой, то увидел на пороге доктора Баркхейзена; тот тянулся к звонку.

— Пришел проверить, как вы.

Позже они сидели по-турецки на полу кухни, пили растворимый кофе из новеньких чашек в цветочек, и Гриссел рассказывал доктору о рекламе пива. Доктор сказал: это только начало. Он начнет видеть то, что раньше было невидимым. Весь мир словно сговорится его преследовать, вся Вселенная будет уговаривать сделать всего один глоточек, выпить всего одну рюмочку.

— Бенни, наш мозг — фантастический орган. Он как будто живет собственной жизнью, о которой нам неведомо. Когда пьешь достаточно долго, мозг привыкает к такому химическому составу; он начинает ему нравиться. Поэтому, когда бросаешь пить, мозг строит планы, как вернуть прошлое. Он похож на фабрику хитроумных мыслей, которые где-то прячутся, а потом как насосом подаются на поверхность, в твое сознание. «Ах, да ведь это всего лишь пиво!», «Чему повредит один стаканчик?». Еще одна очень хитроумная мысль звучит так: «Я это заслужил; я страдаю целую неделю и заслужил небольшую передышку». Или еще хуже: «Теперь мне просто необходимо выпить, иначе я совершенно потеряю всякий контроль над собой».

— Ну и как, черт возьми, с этим бороться?

— Звоните мне.

— Но нельзя же звонить всякий раз, как…

— Можно. В любое время, днем и ночью.

— Но ведь так не может продолжаться вечно?

— Не может, Бенни. Я научу, как приручить зверя.

— Правда?

— А теперь я хотел бы побеседовать о другом — об этих голосах.

Глубокой ночью Тобела сидел в рощице, окаймлявшей Симона-стрит, и смотрел в бинокль на дом Преториуса, который находился в трехстах метрах от него, на Шанталь.

Белый район ночью. Как осажденная крепость. Дети не играют на улицах. Запертые двери, гаражи и ворота, которые открываются с помощью электронного пульта, из окон гостиных — мерцание голубых экранов. Улицы пустынны, если не считать проезжающей время от времени «тойоты-джаз» охранной фирмы «Кобра секьюрити» или возвращающегося домой местного жителя.

Несмотря на все предосторожности, стены, башни и рвы, дети не находятся в безопасности даже здесь. Достаточно одного Преториуса, чтобы все преграды стали бесполезными.

В доме педофила кто-то был; там то включали, то выключали свет.

Тобела еще раз взвесил все возможности, все за и против, прикинул маршрут, которым пройдет подальше от уличных фонарей и с тыла подберется к забору Преториуса. Наконец он решил, что самый быстрый путь имеет больше шансов на успех: прямо по улице.

Он встал, сунул бинокль в карман и потянулся. Прислушался — нет ли поблизости машин, вышел из тени и быстро зашагал по улице.

— Док, строго говоря, я слышу не голоса. Но и не просто гул или шум. Они… похожи на крики. Но крики идут не снаружи, а отсюда, изнутри, у меня из затылка. И не то чтобы я их «слышу», слово «слышу» здесь тоже не подходит, потому что я различаю и цвета. Бывают крики черные, а бывают красные; когда я так говорю, похоже, что я псих, но так и есть! Я попадаю на место преступления. Скажем, вот дело, которое я веду сейчас. На полу — труп женщины; она задушена шнуром от электрочайника. Судя по следам на шее, ее задушили сзади. Я начинаю воссоздавать картину преступления — это моя работа, нужно свести воедино все улики. Я знаю, что она сама впустила убийцу, потому что следов взлома нет. Ясно, что жертва и преступник сидели в комнате вместе, потому что на столе бутылка вина и два бокала или кофейник и чашки. Наверное, они о чем-то разговаривали, хозяйка чувствовала себя непринужденно, ничего не подозревала. Вот она встает; он тоже встает и подходит к ней сзади. Он что-то говорит, рассказывает и вдруг — раз! — накидывает шнур ей на шею. Она испугана: что такое? Она пытается просунуть пальцы под провод. Может быть, он развернул ее к себе лицом, потому что он извращенец, может, ему хочется увидеть ее глаза, следить за ее лицом, потому что он явный псих, и вот она видит его и понимает…

Решать нужно было быстро. Тобела обошел дом; миновал дверь черного хода и увидел, что здесь войти лучше всего: дверь деревянная, замок только один. Ему нужно войти быстро: чем дольше он стоит на улице, тем вероятнее, что кто-то его заметит.