Пик Дьявола

«О господи!» — сказала она тогда. Он вышел из зарослей, из тени и в темноте схватил за ствол пистолет, который она держала в руке, и резко крутанул. Она выпустила оружие. Собаки вокруг заливались лаем; овчарка хватала его за ноги острыми зубами. Пришлось лягнуть собаку, и Лоуренс вымолвила свое последнее слово:

— Нет!

Он занес ассегай; женщина прикрылась руками. Когда длинное лезвие пронзило ее, на нее снизошел покой. Совсем как на Колина Преториуса. Вот чего все они хотели. Но душа Тобелы восставала против того, что он делал. В душе зрел безмолвный крик: он не может воевать с женщинами!

Он до сих пор слышал тот крик, но, кроме крика, его заполняло и другое. Стало душно. Как будто на него давили стены. Как будто он находится в узком коридоре. Ему надо выбраться на простор. Надо двигаться. Идти дальше.

Он побрел по направлению к Кэмпс-Бэй. Легко перепрыгивал с утеса на утес, и наконец перед ним открылся Атлантический океан — он лежал у его ног.

Почему его гложет такая острая тоска? Ему захотелось взять мотоцикл и уехать, чтобы впереди тянулась длинная, нескончаемая дорога. Ведь он поступает правильно. Больше он не сомневался. В «Шпоре», когда он кормил уличных ребятишек, он нашел ответ, которого и не ждал. Ответ пришел к нему, как если бы его кто-то прислал. Над детьми издеваются, потому что они — самая легкая добыча.

Он снова зашагал по склону к югу. То и дело приходилось огибать холмы и перепрыгивать через расщелины. Сколько, интересно, можно вот так пройти поверху? Может, можно дойти до самого Игольного мыса, самой южной точки Южной Африки?

Он поступает правильно, но ему хочется уйти.

Он чувствует клаустрофобию.

Почему? До сих пор он не совершал ошибок. Тобела это точно знал. Но что-то не так. Ему негде развернуться. Он прикован к месту. Наверное, в нем говорит инстинкт. Инстинкт охотника. Нанести удар и исчезнуть. Вот как все было в прежние времена. Две-три недели подготовки, потом само дело, операция. Потом Тобела садился на самолет и улетал. Никогда он не наносил два удара подряд в одном и том же месте: поступать так значило напрашиваться на неприятности. Это оставляло следы, привлекало внимание. Плохая стратегия. Но сейчас уже поздно, потому что он привлек к себе внимание. Интенсивное внимание.

Вот почему ему необходимо уехать подальше. Сесть в пикап и уехать.

28

Он поставил чайник.

— Папа, давай я заварю кофе, — предложила Карла.

— Я хочу сам, — возразил он. — Только я не знаю, как вы любите его пить.

— Я — с молоком, но без сахара, а Фриц — с молоком и тремя кусочками сахара.

— Тремя?

— Эти мальчишки!

Дочь пожала плечами.

— У тебя есть мальчик?

— Вроде того.

— «Вроде того»?!

— Есть один парень…

— Порошковое молоко сойдет?

Карла кивнула.

— Его зовут Сарел; я знаю, что я ему нравлюсь. Он симпатичный. Но сейчас, когда впереди экзамены и все остальное, мне не хочется слишком уж увлекаться.

Гриссел улыбнулся. Карла очень похожа на Анну — так же рассудительна. И говорит с такими же интонациями.

— Умница, — похвалил он дочь.

— Потому что я хочу учиться и на следующий год, папа.

— Это хорошо.

— Изучать психологию.

— Чтобы лучше разбираться в мозгах своего отца?

— Может быть, если я буду хорошо учиться, мне дадут стипендию, вот почему я пока не хочу влюбляться. Но мама говорит, она отложила достаточно денег нам на учебу.

Он ничего об этом не знал. Налил в кружки воду, насыпал сухое молоко, Фрицу положил сахар.

— Я отнесу ему кофе.

— Не беспокойся за него, папа. Он самый обычный тинейджер.

— Он борется с алкоголизмом отца, — сказал Гриссел, взбираясь по лестнице на второй ярус.

Фриц лежал на кровати Гриссела с фотографией в руках — фотографией, на которой они еще были вместе, были семьей.

— Три кусочка сахара, — сказал Бенни.

Фриц ничего не ответил. Гриссел сел в изножье кровати.

— Извини, — сказал он.

Фриц поставил фотографию на подоконник.

— Не за что. — Он сел и взял кофе.

— Извини за все, что я тебе сделал. А также твоей матери и Карле.

Фриц смотрел на пар, поднимавшийся из кружки.

— Папа, зачем? Зачем ты пьешь?

— Фриц, сейчас я как раз пытаюсь победить самого себя.

— Говорят, у некоторых бывает генетическая предрасположенность к алкоголизму, — заявил сын и осторожно отпил глоток, проверяя, не горячий ли кофе.

На Джейми Кейтере была спортивная рубашка и узкие брюки хаки. Короткие рукава рубашки были узковаты и подчеркивали выпирающие мускулы. Он сидел на барном табурете за стойкой, пил кофе с двумя кусками сахара и молоком и, говоря, периодически косился на Карлу. Это раздражало Гриссела.