Пикассо и его женщины

Церемония шла очень долго. В церкви сильно пахло ладаном, и Пикассо чуть не потерял сознание. Во всяком случае, он устал так, словно весь день работал в каменоломне. Собственно, он никогда не работал в каменоломне и не знал, что это такое. Просто ему пришло в голову такое сравнение, до такой степени у него болели ноги и спина. Но зато он был полон новых впечатлений и эмоций.

Когда венчание, наконец, закончилось и священник ушел в алтарь, Пикассо обернулся к Ольге, усмехнулся и сказал: «Ну, что? Теперь ты точно — мадам Пикассо? Поздравляю тебя». Она порывисто схватила его руку и молча пожала ее.

* * *

Через неделю Пикассо написал Гертруде Стайн:

«Я женился на порядочной девушке из хорошей семьи. Представь, я оказался первым мужчиной Ольги! Она берегла себя для меня, даже не зная о моем существовании!»

Вот ведь как бывает, вращаясь в артистической среде, так трудно сохранить целомудрие, но его Ольга сумела… И все же большинство друзей недоумевало: что он нашел в этой русской? Она же даже не была красавицей. Разве что манеры? Да, действительно, с этой точки зрения в ней было что-то королевское.

И все же британский арт-критик и биограф Пикассо Джон Ричардсон называет эту свадьбу «фарсом». Другие утверждают, что брак этот был случаен, а его причина — импульс, что Пикассо был словно оглушен любовью к Ольге. Однако, вопреки мрачным пророчествам друзей, Пикассо был убежден, что женится на всю оставшуюся жизнь, и поэтому в его брачный контракт вошла статья о том, что все их имущество — общее. В случае развода это подразумевало его раздел поровну, включая все картины. Воистину безоглядная щедрость! Многие мужчины, опьяненные любовью, попадают в эту ловушку, не понимая, что супружеская жизнь — это котел, предохранительным клапаном которого является развод.

* * *

После свадьбы молодожены перебрались в большую квартиру, в доме 23-бис, в самом центре Парижа, на улице Ла-Боэси (rue de la Boétie), неподалеку от Елисейских Полей и от галереи, где выставлялся Пикассо. Эту квартиру подыскал Поль Розенберг, в то время ставший основным покупателем картин художника. Кстати сказать, времена были непростые, и большинство торговцев вообще тогда перестали что-либо покупать. А германский подданный Даниэль-Анри Канвейлер укрылся в Швейцарии. И лишь любитель авангарда Розенберг продолжал делать ставку на кубистов.

Фотограф и художник Брассай (был венгром, и его настоящее имя было Дьюла Халас), хорошо знавший Пикассо, рассказывает о его новой квартире:

«В 1917 году, когда Пикассо отправился в Испанию, чтобы представить родным свою невесту, с которой познакомился в Риме, где работал над декорациями и костюмами для “Парада”, его мастерскую в Монруже затопило, и художник попросил Поля Розенберга, своего нового торговца картинами, — в 1914 году он сменил Канвейлера — найти и обустроить квартиру. Розенберг снял ее в доме по соседству со своей галереей. Так по воле Поля Розенберга Пикассо оказался в новом географическом центре торговли картинами».

Роланд Пенроуз дополняет этот рассказ следующей информацией о Поле Розенберге и его брате Леоне:

«Поль занимался главным образом старыми мастерами. Однако он быстро распознал гения в создателе кубизма, хотя и не разделял энтузиазма своего брата, проявлявшего заботу обо всех художниках-кубистах. Поль открыл собственную галерею на той же улице Ла-Боэси рядом с квартирой Пикассо. Пабло был окружен теперь агентами-коллекционерами, как ранее был окружен друзьями-художниками».

У Франсуазы Жило по поводу этой квартиры читаем: