– И не вини себя в том, что сегодня не спасешь меня. Ты не можешь этого сделать, я все равно умру. Я все понимаю. Я обречена. Да, я обречена. Я тебе это и хотела сказать: не вини себя в моей смерти, не вини в том, что не спас меня. Вот. Вроде все сказала…
– А твоя мама? Как без тебя… – я говорю не своим голосом. Что-то во мне сломалось. Я больше не чувствую себя как раньше. Во мне много боли и… удивления – да-да, удивления!
– Мама… Это заставит ее хоть что-то делать в своей скучной жизни.
Она развернулась. Еще мгновение и ее не будет. Оттолкнется, и через секунд десять я услышу глухой звук ударяющегося тела об асфальт. От нее ничего не останется. От меня тоже ничего не останется. Что я буду делать после того как она прыгнет? Я буду виноват во всем, в любом случае.
И я теперь безумный. Я ору нечеловеческим воплем.
В момент, когда Лена оборачивается на мой вопль, я вмиг подлетаю к ней, за какие-то доли секунд, хватаю за одежду – я даже не понимаю, за что берусь – и рывком стаскиваю с порожка на крышу – она ударяется.
Потом я подлетаю к ней, лежачей, и принимаюсь теребить, хватать за воротник и шею, теребить снова. Все происходит настолько быстро, что я не понимаю, зачем я это делаю. Будто наблюдаю со стороны. Потом я обнимаю ее со всей силы, и не могу понять, что творю.
Когда поднялись манекены из МЧС, все было кончено: я сидел на коленях, держал ее в руках, рыдая так, как, наверное, никогда не рыдал в своей жизни. Она была такая маленькая, такая хрупкая в объятиях, не хотелось отдавать ее никому и никогда.
Я рыдал, постоянно повторял одно и тоже: «Леночка, маленькая моя», «Леночка, родная моя», «Я никому тебя не отдам», «Никому не отдам». Наверное, фразы никто не мог разобрать из-за истерики.
Я разомкнул объятия. Из носа у нее текла кровь, и, кажется, была разбита губа. Она смотрела на меня как испуганный и побитый котенок, которого кто-то выгнал из дома. А я подобрал.
Часть вторая
Пиксельный Путник
Колхозная
PartyЗа окнами темно. Не выходит разглядеть соседние дома, деревья, а о существовании неба впору забыть. Фонари вдоль улиц должны светить, но нет и намека.
Мне становится ясно, что вообще ничего нет. Как будто вместо окон навешаны черные полотна, скрывающие меня от окружающего мира. Тьма густая. Полная.
Свет в комнате принимается рябить. Сначала редко, почти неуловимо, но дальше – устраивается танец света и тьмы. Тени предметов в период света отпечатываются в голове, в темноте я продолжаю их видеть.
В голове рождается свистопляска образов. В периоды темноты они двигаются, пересекаются, уменьшаются и увеличиваются; тени вещей словно в дурном театре, устраивают представление, не стыдясь сумбурности, не страшась, что примут за цирковых артистов.
В какой-то момент танец пропадает. Света больше нет. Понадобилось мгновение, чтобы он погас окончательно.
Но телевизор работает, как и все, подключенное к источнику бесперебойного питания. Пять минут – именно столько он продержится. А после, все, что не погасло – погаснет и станет настолько темно, что черные полотна сольются с комнатой и эта подступающая тьма сожрет меня.
Очень страшно, и я не знаю что делать. Работает телевизор, и кажется, что экран тусклым светом оголяет все дурное и скверное, темную сторону вещей.
И эти окна! Почему же в них ничего не видно?!
Я тихонечко встаю, медленно-медленно, стараясь не создавать лишнего шума, крадусь в спальню. Сейчас лягу, усну, дождусь, когда взойдет солнце, и комната наполнится светом. Запрусь в комнате, укроюсь одеялом с головой, отвернусь к стеночке и высуну нос, чтобы дышать. И так пробуду до утра. Главное только уснуть.
Глаза привыкают к темноте, и от этого еще хуже – очертание квартиры, искаженное тьмой, лишь заметнее. Каждый шаг дается с трудом, боюсь своего шороха. Настолько страшно, что просто мечтаю потерять сознание и ничего не чувствовать.
Слышу, как в спальне что-то грохает с огромной силой.
Бах!!! Бах!!! Бах!!!
Сердце готово выпрыгнуть. Я уже не ощущаю ног, сами волокут в спальню. Не желаю туда идти, но не могу остановиться.
Бах! Бах!! Бах!!!
Распахнув дверь, я обнаруживаю источник грохота – прыгает кровать. Она приподнимается с помощью неведомой силы, и опускается, будто живая.
– Эй! Кто здесь? – свой голос я слышу со стороны.
Кровать перестает подпрыгивать, из-под нее вылезает что-то непонятное.
Меня хватает ужас, неужели я сошел с ума? До чего я себя довел? Голова больше не соображает.
Когда
Высунувшись наполовину из кровати, Лена поднимает голову, и я вижу это лицо. Оно перекошено до неузнаваемости. Лена издает какие-то непонятные звуки и двигаться по направлению ко мне.
Я в ужасе начинаю пятиться. Но она быстро встает и прыгает на меня. Перекошенное, безобразное лицо отпечатывается в сознании.
Бах! Бах!! Бах!!! Телефон будит меня, спасая от ужасного кошмара.
– Да – протягиваю я сонным голосом.
– Эй, пейсатель?
– А?
– Не узнал?